Роман Всеволодов: Немецкая девушка

Именно в ту минуту, когда Латтман проверил, крепкой ли получилась петля, в дверь постучали. Еще до того, как они заговорили, учитель музыки понял, кто это. Он прекрасно знал, как выглядит немецкая военная форма. Это были чужие солдаты. Один из вошедших увидел проигрыватель и подошел к нему. Взял пластинку. Улыбнулся. Увидев эту улыбку, Латтман вздрогнул. Значит, есть надежда? Если они любят музыку, то город может спастись. Значит, они не звери, как об этом предупреждают газеты. Учитель подошел к проигрывателю, протянул пластинку. Брамс. Человек в военной форме поставил ее. Раздались первые звуки Музыки, и учителю показалось, что в комнате стало светлее. Значит, можно говорить, понимать друг друга без помощи слов, на божественном языке музыки.

Человек раздраженно снял пластинку и бросил ее на пол. Учитель протянул ему другую. Девятая симфония. Туда же. Лоэнгрин, Сметана… Все в раздражении бросалось на пол, сразу же как только начинала звучать музыка. Пластинок больше не было. Но этот человек, не отходивший от проигрывателя, увидел в углу одну пластинку, взял ее, поставил. И вдруг зачарованно улыбнулся. Дослушал до конца. Поставил еще. Обыскав квартиру, они ушли, взяв с собой проигрыватель и одну пластинку.

Эрнст Латтман подошел к петле. Он понял, что у его города нет никакой надежды. Пластинка, которая случайно оказалось у него, была чудовищно примитивным рекламным диском текстильной фирмы, которую дарили при покупки ткани.

Латтман все забывал ее выбросить.

Когда Вернер был еще жив, то, приехав в отпуск в родной Берлин, привез дочери в подарок русский баян.

Тягунов часто рассказывал о своем баяне: «У матери память обо мне. В письмах писала, что посмотрит на него, и сразу мирное время вспомнит. Когда я, мальчишка еще, на баяне… А суки эти, фашисты, когда поселок наш заняли… И мать бросилась, не могла мой баян отдать, умоляла не отнимать. А они ее — из автомата. Сестра видела. У нее на глазах прямо. Мать… Из автомата».

Тягунов не думал, что услышит звуки своего баяна, когда подойдет к самому Берлину. Слишком большим было расстояние от маленького русского поселка до столицы Германии. Но, услышав, как в доме, мимо которого он проходил, играют на баяне, он понял, почувствовал, что это именно его баян, который стоил жизни матери. И Тягунов выпустил целую автоматную очередь в открытое окно. Раздались крики. Тягунов вбежал по лестнице, стал стучать в дверь. Там долго не открывали. Потом все-таки открыли. Перед ним стояла женщина с остекленевшими глазами. Тягунов увидел девочку в крови, лежавшую на полу, руками все еще сжимавшую баян. Он узнал его. Он не ошибся. Тягунов растерянно смотрел на девочку.

— Извините, — сказал он женщине по-немецки.

Но та, казалось, не услышала его. Она была в халате. Судя по мокрым волосам, только вышла из ванной. Тут халат ее нечаянно распахнулся, и Тягунов увидел, что женщина накинула его на голое тело. Взгляд его скользнул по ее голой груди, уткнулся в мокрые волосики между ног. Он подошел к ней, обхватил руками. Сначала она подумала, что он хочет утешить ее, прижать к себе, и ей неприятно было, что этот человек думает, что сейчас ее можно утешить. Но в следующую секунду руки его сбросили ее халат на пол. Потом рывком прижали к себе. А потом, схватив за волосы, поставили на четвереньки. Лицом к окну. Чтобы не видеть мертвую девочку. Она будет мешать.

Эльза опять очень сильно заболела. Из-за Лени. Я не думала, что Лени способна на такое. Это чудовищно. Придя домой с работы, я не застала дома Лени и Эльзы. Мама сказала, что они куда-то уехали, и она пыталась не пустить Эльзу, но Лени оказалась сильнее. Правда, она заверила маму, что все будет в порядке. Когда они вернулись, Эльза вся дрожала, как будто ее долго били, и испуганно оглядывалась по сторонам, словно вошла не в собственный дом, а в чье-то чужое жилище, где кто-нибудь сейчас набросится на нее из-за угла.

— Там… там…, — она больше не могла выговорить ни слова. Оказалось, что Лени возила ее смотреть расстрел. Узнав об этом, мама упала в обморок, и, придя в себя, сказала Лени, чтобы она убиралась вон.

— Хорошо, — ответила Лени, — только русские уже входят в город. Все солдаты на фронте. Нас могут спасти только новые отряды. А из кого их собирать, вы не подумали?! Выйдите на улицу, сейчас и у десятилетнего мальчишки — оружие. И правильно, что для них устраивают показательные расстрелы. Их приучают к мужеству. Чтобы они не боялись убивать. Сейчас приходится быстро учиться. Когда враг у города, никто больше не имеет право на детство. Каждый ребенок прежде всего немец. А немец обязан защищать свою великую страну. И Эльза тоже будет воевать. Она уже большая.