— Скоро Баку, — сообщает сосед.
Айсолтан смотрит на часы.
"Два с половиной часа назад я еще сидела в самолете в Ашхабаде, — думает она. — И вот уже Баку. Хвала тебе, самолет, хвала твоему мастеру!"
Море остается позади. Земля врезается в него широким клином, оттесняет его все дальше и дальше назад. А что это чернеет повсюду? Да это же вышки, ну, конечно, нефтяные вышки! Как она сразу не догадалась!
Самолет слегка качает. Айсолтан кажется, что он порой словно проваливается куда-то в какие-то большие мягкие ямы, и у нее немного гудит в ушах. За окошечком земля опять начинает крениться, — теперь она вздымается вверх, то с одного, то с другого бока самолета. Айсолтан понимает, что самолет идет на посадку. Девушка думает:
"Сейчас я ступлю на бакинскую землю. Как далеко наш колхоз "Гёрельде"! Когда я расскажу об этом матери, она мне, пожалуй, не поверит, засмеется: "Доченька, ты рассказываешь сказки!" Она, бедняжка, и по железной-то дороге никогда не ездила. Ишак да верблюд — вот и весь ее транспорт. Раскачивайся на спине у верблюда под жгучим солнцем — через сутки на двадцать километров продвинешься! А вот теперь ее дочь поднялась под самое небо, выше облаков, пролетает четыреста километров за час! Нет, я знаю, что скажет моя мать. Она будет слушать меня, широко раскрыв глаза, будет ахать, качать головой, а потом скажет: "Спасибо советской власти, которая нашим дочерям дала крылья, выпустила их из кибиток на вольный простор!"
"Победа" мягко катится по московским улицам.
— Еще нет четырех часов, а мы уже в Москве! — восхищенно говорит Айсолтан своим спутникам, увидев большие круглые часы, под которыми на минуту задерживается машина на шумном, широком перекрестке.
Айсолтан смотрит на свои часики, видит, что стрелка на них приближается к шести. Это ашхабадское время. Да, самолет летел так быстро, что на два часа обогнал солнце! Какой замечательный сегодня день в жизни Айсолтан! Сегодня она впервые видит Москву, и это действительно самый большой день в ее жизни: на два часа длиннее обычного дня! Айсолтан с удовлетворением переводит назад стрелки своих часов. Там, в родном колхозе, на девяти гектарах ее хлопчатника, рабочий день уже близится к концу… При этой мысли Айсолтан так живо представляет себе свое поле, на котором она была вчера утром с Бегенчем, что даже невольно закрывает глаза. Девять гектаров! Совсем крошечный кусочек земли, затерянный где-то там, за лесами, за степями, за Каспийским морем. Но разве не этот крошечный кусочек, разве не ее хлопковый участок, которому она отдает все свои силы, всю свою любовь, разве не эта родная земля послала ее сюда, в огромную, шумящую Москву, где в одном доме, верно, больше людей, чем во всем колхозе "Гёрельде"! Нет, пусть далеко отсюда до родных полей — они все равно близки Москве, как матери всегда близки и дороги дети, какое бы расстояние ни отделяло их от нее. А разве Айсолтан, прилетевшая сюда, в Москву, как птица, не принесла в своем маленьком сердце и свою старую мать, никогда не покидавшую родных мест, и всех подруг своего звена, и вечно шумящего Аннака, и всегда серьезного Чары, и насмешника Потды, и… Бегенча. А как жаль, что Бегенча нет сейчас здесь, рядом с ней, как жаль, что он не летел вместе с ней в самолете над Каспийским морем, над Волгой, над подмосковными лесами… Но все-таки ей так хорошо, так хорошо сейчас, что лучше, кажется, никогда еще не бывало!
Ярким солнцем залиты московские улицы. Отвернувшись от спутников, Айсолтан прильнула к стеклу. Нет, это совсем не похоже на города, которые она видела до сих пор, даже на Ашхабад. Улицы широкие, гладкие, как стекло. Высокие, огромные дома, они тянутся бесконечно. А за домами — еще дома, и еще, и еще… Сколько там людей, в этих домах! Сколько людей на улицах! Сколько машин! Вот эта, двухэтажная, скорее похожа на дом на колесах, который катится по улице. И она полна людьми.
Сколько нужно заботы, чтобы накормить, напоить, одеть, обуть всех этих людей, чтобы всем жилось хорошо, чтобы у каждого было дело, которое ему по душе, и чтобы никто не знал ни в чем нужды!
"Слава нашей партии! Слава советской власти! Слава нашему любимому Сталину! — думает Айсолтан. — Это они заботятся обо всех нас, о каждом из нас: и о тех, кто живет в далеком колхозе "Гёрельде", и о тех, кто населяет этот огромный, прекрасный город, самый прекрасный на земле!"
Айсолтан устала, — устала не столько от долгого и непривычного пути, сколько ст волнения, от быстрой смены новых, неожиданных впечатлений, — и все же она с сожалением выходит из машины у подъезда гостиницы "Москва". Ей хочется ехать еще и еще по московским улицам, чтобы сразу увидеть всю Москву, чтобы без конца смотреть на нее! Спутники торопят Айсолтан: они хотят поскорее подняться в свои номера, помыться, переодеться с дороги, пообедать — и тогда снова итти на веселые, кипучие улицы, спуститься в подземные дворцы метро.
Читать дальше