Омар Суфи - Светлое будущее

— Знаю про субъективизм нашей памяти…

И здесь Руфат решил спросить:

— Горхмаз, а ты знаешь таких личностей как Гусейн Джавид или Микаил Мушвиг[1]?

— Не знаю, но у меня с памятью всё в порядке. Не волнуйся!

— Значит, их тоже стёрли, — всё ещё задумчиво сказал Руфат. — Могли бы откорректировать их биографию… оставить их некоторые стихи. Значит, и Мандельштам канул в вечность, и ещё многие… А всего лишь тридцать лет человеческой истории. Это меньше секунды всей письменной истории человечества…

— Я сейчас подумал, что, если бы я не был бы твоим другом, я позвонил бы в психушку, чтобы тебя забрали… Но, с другой стороны, ты выглядишь вполне нормальным человеком.

Руфат осознал, что лучше побыстрее покинуть кабинет Горхмаза.

Он знал, что будет делать дальше. Первым делом он направился к дому, где когда-то жил репрессированный поэт Гусейн Джавид. На его доме должен был быть барельеф, и Руфат стал ощупывать стену — хотел убедиться, что барельеф начисто исчез, так сказать, физически, или инопланетяне или кто там ещё убирают визуальные ощущения у людей. Руфат приложился к стене, поводил рукой вправо-влево, пока не заметил, что на него смотрят люди. Да, со стороны, конечно, это выглядело странно. Руфат убедился, что барельефа нет. Воздействие проекта «Забвение» или «Забывание» на человека фундаментальное — уж постарались эти инопланетяне!

Далее Руфат поехал к Вагифу и сразу, войдя в офис, стал рыскать в его виниловых дисках. К своему изумлению, он обнаружил то, что искал! Он не мог своим глазам поверить. Неужели на офис Вагифа по какой-то причине не распространяется проект «Забвение»? Или какой-то сбой в алгоритме произошёл… Руфат держал в руках пластинку с записью песен Муслима Магомаева. Одна из дорожек на диске содержала песню под названием «Бухенвальдский набат», посвященную трагедии нацистского концлагеря, где были уничтожены сотни евреев и представителей других национальностей во время Второй мировой войны.

— Хочу послушать! — почти что вскричал Руфат, чтобы убедиться, что это именно та песня и те слова, что он знал.

Уже и Вагиф посмотрел на Руфата странно и даже с опаской. Он молча поставил диск, и заиграла музыка, запел Магомаев. Всё точно. Здесь ничего не изменилось.

— Вагиф, ты спасаешь человечество от опасного эксперимента…

— Гм… я знаю… Всегда об этом говорил — о мировом заговоре, о том, что мы подопытные кролики… А можно спросить, при чём тут Магомаев и тем более эта песня?

— Скажу… Только сперва ответь — что ты знаешь про эту песню?

— В смысле?

— Про что она? Что такое Бухенвальд?

— Ну… ты знаешь, я иногда не вслушиваюсь в слова песни. Мне нравится мелодия и всё.

— Ясно… На тебя, как и на всех, они смогли воздействовать, но вот забыли про твой офис или вот про эту песню…

Руфат прошёл к компьютеру и набрал в поисковике: «Магомаев — Бухенвальдский набат». Ничего не вышло.

— Надо беречь этот офис! Все вещи отсюда надо хорошо спрятать, — говорил возбужденный Руфат. — Я возьму их домой. На твоей даче нельзя их оставлять. У этих негодяев произошел глитч! Этим надо воспользоваться…

— Как?

Руфат задумался некоторое время и тут воскликнул:

— Помнишь голливудский фильм «Марс атакует!»? Там земляне при помощи музыки истребили марсиан-захватчиков. Так и здесь попробуем!

— Тебе виднее, но я думаю, что тебе надо немного успокоиться. Давай пройдем рядом, тут кафе Надира. Мне чего-то уже несколько дней хочется…

— Кебаб?

— Это банально. Нет, Надир нам пожарит докторской колбасы с картошкой и зальет её яичницей. Во! И сто грамм, конечно…

— Можно я заберу пластинку Магомаева? Я буду её беречь как зеницу ока.

Когда он выходил из офиса Вагифа, его взгляд наткнулся на книгу немецкого писателя Эриха Марии Ремарка «Три товарища». Он взял книгу в руки и сказал Вагифу:

— А если бы не было бы войны, той, Первой мировой, то не было бы и этого прекрасного произведения. И ещё не было бы «Прощай, оружие» Хемингуэя.

— Тебе нужна литература или война? Я прожил бы без этих произведений, если несколько миллионов людей остались бы жить.

— Конечно, ты прав. Человеческая жизнь ценнее, но войны были и будут, и о них надо помнить именно через такие гуманистические произведения.

— Так, явно тебя надо немного проспиртовать… Идём! — скомандовал Вагиф.

Вернувшись вечером домой после нескольких «сто граммов» и выслушав ворчание жены, Руфат посмотрел на часы — с восточным побережьем Америки девять часов разницы. Он хотел поговорить с Катрин Стар, но звонок по мессенджеру не был успешен. Руфат написал имейл и лёг спать.