Мария Хмелик - В городе Сочи темные ночи (сборник)

— Вчера он из магазина порошок отравленный принес, — сказала старуха.

— Помолчи, бабуля, — попросил Сергей и опять позвонил.

Старуха притихла.

Дверь открыл толстый дед лет шестидесяти пяти. Он с достоинством поглядел на Сергея.

— Чего тебе?

— Он на меня с кулаками… — сбивчиво начала старуха.

— Молчать! — прикрикнул на нее дед. Она умолкла. — Семечки целый день жарит, а я терпеть должен! Помирала бы скорей! Нет, коптит!

— Соображаете, что говорите? — спросил Сергей.

— Я? — переспросил дед. — Правду говорю, потому что я честный! Суп я ей не травил… Муж у ней был, его я уважал. А эта… придуривается!

Старуха юркнула в квартиру.

— Чтоб я не слышал больше этих воплей! — сказал Сергей.

— Напугал, — усмехнулся дед. — Я позвоню куда надо, ты живо в свою общагу вернешься! А может, куда подальше поедешь! Жених!

— А вы!.. — начала Вера.

— Пошли отсюда, — сказал Сергей.

Они вышли на улицу.

— И чего ты добился? Теперь весь двор будет говорить, что ты тоже псих, — вздохнула Вера.

— Плевать! — улыбнулся Сергей и поднял голову вверх.

На балконе курил Николай Семенович.

В комнате перед зеркалом стояла Рита в Вериной лохматой шубе. Шуба не застегивалась на ее располневшей фигуре.

В пустой комнате работал телевизор. На экране шел фильм.

Чистякова жила в одноэтажном побеленном домике, который был окружен фруктовыми деревьями. Тут же — огород, заросший картошкой. Под окном посажены цветы. Рядом с конурой дремала собака, вокруг голубятни клевали зерна голуби. Прямо за забором огорода начиналось кладбище.

Много молодых людей из дружественных латиноамериканских, африканских и азиатских стран становятся студентами металлургического института. Мама Чистяковой, как и большинство женщин, мечтала жить за границей, но она, в отличие от большинства, пыталась свою мечту реализовать. Долгая любовь с негром Даудом (то ли сыном политического деятеля, то ли принцем) подарила ей кудрявого черного мальчика — Максимку. Закончив учебу, Дауд уехал в свою африканскую страну готовить родственников и жилище к приезду белой женщины. Это он так сказал.

Однажды мама Чистяковой готовила детям обед. В дверь постучали. Они с Максимкой пошли открывать. На пороге стояла бледная белая женщина и держала за руку негритенка.

— Здравствуйте, — вежливо сказала она. — Вы жена Дауда?

— Да! — беззаботно ответила мама Чистяковой.

— Очень приятно познакомиться, — женщина протянула руку. — Я тоже жена Дауда, а это — его сын, — она указала на своего негритенка.

Дети были ровесники, они быстро подружились.

Мама Чистяковой — женщина без комплексов — была готова терпеть у себя в Африке еще одну жену с ребенком.

У второй жены жизнь была тяжелая. Ее беременная сестра вышла замуж и привела мужа в квартиру родителей. Очень быстро у сына Дауда родился двоюродный брат, и будущего африканского принца прогнали.

Идти было некуда. Поплакав и подумав, жена Дауда пошла в деканат металлургического института. Там она узнала много интересного про своего мужа и выбрала маму Чистяковой, так как у нее был свой дом, огород, сад и гладиолусы, которые продавали по воскресеньям.

Когда пришло время мальчикам идти в школу, вторая жена Дауда поблагодарила за хлеб и кров, отдала своего негритенка в интернат и устроилась поварихой на судно. Судно плавало по миру, и она надеялась встретить где-нибудь "этого подлеца".

Мама Чистяковой ей ничего не сказала. У нее была большая любовь с арабом… Араб приехал перенимать опыт на завод, возраст у него был солидный, и он не скрывал, что на родине его ждет гарем…

Чистякова жала на педаль швейной машинки, сосредоточенно глядя на ткань, которую прострачивала. В ситцевом халате, без косметики, Чистякова дома сильно отличалась от Чистяковой на улице. Она шила для Веры платье и очень старалась.

— Померь, — она протянула Вере почти законченную вещь.

Вера надела. Это было белое платье, одно плечо которого было открыто, а другое с дефектом — лямка начала спадать. А в остальном все было вполне пристойно.

— Снимай! — скомандовала Чистякова. — Бражки хочешь?

— Нет. — Вера сняла платье, села на тахту, застланную домотканым покрывалом, облокотилась на украшенные вышивкой подушки.

Чистякова сходила в кухню, зачерпнула половником из кастрюли брагу, плеснула себе в кружку.

— Что-то ты на себя не похожа, — сказала она, усаживаясь обратно за машинку.

— В твоем платье?..