Марианна Долгова - У подножия старого замка

Леля с Иреной переглянулись. Они еще не понимали, что такое война, и листовка эта их не испугала. Но хорошего настроения, с которым они вернулись из замка, как не бывало.

Дома Ирену ждало письмо из Бурката. Тетя Марта, сестра отца, просила, чтобы Ирена приехала к ней на недельку-другую помочь в жатве. Ирена обрадовалась — она давно не была в Буркате. Отец отвез ее туда на велосипеде.

Деревня Буркат в тридцати километрах от Гралева. Она раскинулась на краю глубокого оврага, заросшего пышным ивняком. На дне оврага поблескивает ручей с родниково-прозрачной водой. Сразу же за оврагом начинаются густые леса, которые тянутся на десятки километров к юго-западу. Обширные поля и луга — владения самого крупного помещика Гралевского района пана Дверского. В центре Бурката стоит его белый с лепными украшениями и балюстрадами двухэтажный дом. Пан Дверский с семьей жил в нем только летом, остальное время года господа проводили либо в Варшаве, либо за границей. На помещика работала чуть ли не вся деревня: свои небольшие полоски земли, отвоеванные у леса, не могли прокормить буркатских крестьян.

Тетя Марта жила вместе с взрослым сыном, деревенским ковалем, в новой, недавно построенной избе. Изба была большая и светлая. Она еще пахла смоляными сосновыми досками, сквозь три чисто вымытых окна в нее щедро лилось солнце.

Чуть свет деревня пустела — жатва была в разгаре. Хлеб убирали вручную, ведь батраков у помещика Дверского много и ему не к чему тратиться на покупку машин. Тетя Марта с Иреной нанялись вязальщицами снопов. Работа эта нелегка, особенно для городской. Превозмогая усталость, Ирена старается не отстать от тетки. Стебли колючие и ломкие от длительной жары. Хлеб начал осыпаться, и люди спешат.

Ирена набирает большую охапку пахнущих пылью и солнцем стеблей, кладет их у ног, потом скручивает прясло, поддевает его под низ собранной охапки, стягивает крепко-накрепко, помогая себе при этом коленкой, завязывает и откидывает готовый сноп в сторону. Уже целый ряд лежит за ее спиной, и выглядят они не хуже, чем те, что связала Марта. Ирене хочется услышать от нее похвалу. Она распрямляет на миг вспотевшую, ноющую от усталости спину и спрашивает тетку:

— Ну как?

— Хорошо, деточка, хорошо! — хвалит тетя Марта. — Глядишь, за такую работу управляющий в конце недели отсыплет тебе мешок зерна. Поможешь отцу.

Девушка довольна. Пот щиплет глаза, капает с кончика носа. Исколотые стерней руки саднит до самых плеч, но Ирена не обращает на это внимания. Ведь она получит целый мешок пшеницы. Отец свезет пшеницу на мельницу, а мать напечет из ее муки вкусные хрустящие оладьи…

Работали обычно до полной темноты. С одиннадцати до трех дня солнце пекло так невыносимо, что люди были вынуждены уходить с поля. Поев, они расстилали в тени деревьев дерюжки и отдыхали. Когда жара немного спадала, снова шли в поле.

В полдень и деревня замирала. Не было слышно даже привычного тявканья дворняжек, которые тоже прятались от жары. И лишь в дальнем конце села, в тени крохотной дубовой рощи, несколько полуголых, чумазых ребятишек гоняли тряпичный мяч.

К вечеру Буркат оживал. Пригоняли с пастбища огромное помещичье стадо коров, коз и овец, слышалось посвистывание пастушьего кнута, скрип цепей у колодцев. Над избами начинал виться еле заметный дымок: хозяйки готовили ужин. На завалинках хат сидели старики, молча посасывая длинные трубки. Из леса тянуло свежестью.

Время летело незаметно. Ирена втянулась в работу и уже не уставала так сильно, как в первые дни. Уезжая из Бурката, Ирена везла с собой заработанный мешок жита и бидон пчелиного лесного меда — подарок тети Марты.

Хотя о войне говорили давно, началась она все равно неожиданно, как всякое бедствие.

Первого сентября Ольшинских разбудил на заре далекий, но все нарастающий гул. Потом внизу громко хлопнула дверь, и женский голос закричал: «Война! Война! Немцы в городе!»

Пан Ольшинский наспех оделся, открыл окно и увидел, как со стороны Мазурских ворот в город входили гитлеровцы. Вскоре все вокруг наполнилось ритмичным топотом тысяч окованных сапог, громким барабанным боем, лязгом самоходных орудий, треском мотоциклов.

Заметались в панике проснувшиеся гралевцы. Кое-кто спрятался в подвалы в надежде переждать самое страшное — бои на улицах. Но ничего такого не случилось. Гитлеровцы заняли Гралево без единого выстрела.

Местные немцы ликовали. Они уже успели вывесить на своих домах фашистские флаги. Немки спешили к ратуше с цветами, корзинами фруктов, вином, приветствовали солдат восторженными возгласами: