Игорь Соркин: Воздушный витязь

Генерал советской авиации, в прошлом летчик 8-го авиаотряда Иван Константинович Спатарель в своей книге "Против черного барона" напишет:

"Крутень был душой авиагруппы. В черной кожаной куртке с бархатным воротником, он появлялся всюду — проверял подготовку к полетам, подсказывал, как лучше выполнить боевую задачу. Переучивая летчиков на "Ньюпоре X", он и сам летал на выполнение боевых заданий. На борту его машины была нарисована голова русского витязя в боевом шлеме. Лишь за один день 26 мая он сбил два самолета противника. Он давал указания перед полетом о способах атаки, секретах меткой стрельбы. Он был и теоретиком…"

В это раннее утро 6 июня 1917 года Евграф Николаевич вылетел на своем "Ньюпоре XXIII" сопровождать "вуазен", получивший задание разведать расположение вражеских войск, их передвижение.

Евграф Николаевич летел выше самолета-разведчика и немного справа. Привычная работа. Надо зорко оглядывать воздушное пространство, чтобы вовремя заметить опасность, пресечь попытки "фоккеров" подобраться к "вуазену". Любой ценой, даже собственной жизни, летчик-истребитель обязан защитить, сохранить разведывательный аэроплан, ибо данные разведки, запечатленные на фотопленке, помогут командованию фронта правильно спланировать операцию.

Весь он сосредоточен на выполнении боевого задания, напряжены зрение, нервы. Но все-таки нет-нет да и мелькнет в голове какое-то воспоминание, какая-то посторонняя мысль.

Вдруг возникло в воображении пылающее лицо Наташи с повлажневшими блестящими глазами, распущенная черная коса и маленькие полудетские губы, страстно шепчущие: "Мой, мой!" Сколько любви, жажды счастья в этом единственном слове. Так было… Последняя встреча в Киеве перед отъездом на фронт. Два восторженных, неповторимых дня, проведенных в каком-то неистовом забытьи, когда объятия почти не размыкаются. Разговоры обо всем, только не о будущем, оно по-прежнему в тумане. Как и всякая женщина, Ната мечтала о простом, человеческом счастье быть рядом со своим избранником, делить с ним радость и горе. Но только однажды вырвалось у нее из глубины души наболевшее: "Что будет с нами? С тобой? Со мной? Ну скажи, милый". Но что он мог сказать, когда впереди — новые испытания, новые бои, игра со смертью? Воспоминание об этом жжет его сердце. Уже на пути на фронт он обнаружил в кармане кителя тайно положенную туда Наташей записку и золотой крестик. В записке слова: "Ты должен выжить, родной мой, я верю в наше счастье. Я буду ждать тебя всегда, вечно".

Усилием воли Евграф Николаевич отогнал эти воспоминания. Но тут же вспомнил о предстоящем наступлении. Союзники — Англия, Франция, Италия, США — настаивали на скорейшем возобновлении военных действий на Восточном фронте. Однако для мощного наступления русской армии не хватало орудий, пулеметов, снарядов, самолетов и моторов к ним. Все это сказывалось на подготовке русских войск к наступлению. Вот и откладывалось оно из месяца в месяц…

А в это время на аэродроме вокруг солдата Емельянова, вернувшегося со станции, где отгружал запасные части для самолетов, собралась кучка солдат. Рядовой Емельянов заговорщицки, приглушенным голосом говорит:

— Ну, братцы, что делается у нас на фронте — батюшки!

— Да не тяни, солдат, рассказывай, — восклицает один из самых нетерпеливых.

— Все обскажу по порядку. Встретил на станции своего земляка, ранетого, службу нес в тринадцатом Финдляндском стрелковом полку, Георгиев на груди пара. Так вот, там пехтура отказалась выполнять приказы командования и лезть в пекло — то есть наступать.

— Не может быть, врешь ты, Емеля, — перебивает рассказчика кто-то. — Чтобы супротив начальства? Да за это ж под военно-полевой суд и — конец.

— Не знаешь — замолкни, — возмущается рядовой недоверием к нему. — Не хочут воевать солдаты. А про братание слыхал? Кое-где батальонами, ротами переходят нейтралку, братаются — обнимаются с германцем, кричат: "Долой войну, давайте мириться, хватит, пролили, мол, кровушки народной". Да что там баить, землячок рассказывал, что отказались выдвинуться на передовую, считай, все части седьмого Сибирского корпуса.

— Врешь!

— Вот те хрест истинный.

— Дак что ж, стало быть, оголить фронт, а кайзеровские войска попрут на нашу землю?

— Ну стойкую, надежную оборону будут держать Как говаривают в пехоте: "Штык против немцев, приклад против внутреннего врага". Временное правительство клянут на чем свет стоит.

— Стало быть, братцы, мы тоже будем бастовать, не подчиняться приказу командира? — говорит кто-то вкрадчиво, с явным желанием посеять смуту.