Игорь Соркин: Воздушный витязь

Но главное для него — практические занятия по специальности. Вот он выполняет задачу по военно-глазомерной съемке, первую и вторую стрельбы как показные. Третья стрельба на атаку особенно удается ему, а затем и стрельба на оборону. Он не пренебрегает нм одним элементом учения, каким бы формальным тот ни казался. Все вместе взятое складывается в опыт, который будет необходим в несении службы. Из степ училища он должен выйти хорошо подготовленным.

В сентябре — переезд в Санкт-Петербург, где снова начинаются теоретические занятия. Просторные классы оглашаются звонкими молодыми голосами загорелых, повзрослевших воспитанников. Евграф рад вновь видеть полюбившихся преподавателей, внимательно слушает их на занятиях.

По-прежнему артиллерия увлекает его более других дисциплин. По ней у юнкера Крутеня самый высокий балл. Изучается баллистика. Оказывается, непросто стрелять из орудий, рассчитывая на точное поражение цели. Нужно учесть характер движения снаряда в канале ствола под воздействием пороховых газов, знать особенности его полета, силу сопротивления воздуха и тяжести снаряда. Вычислению этих факторов служит изобретенная теория поправок и таблица стрельбы. Ее твердо усваивает Евграф.

Снова в летние месяцы курсанты в лагерях под Красным Селом. Будущие артиллеристы проходят курс практической стрельбы. Решаются тактические задачи боевого применения артиллерии.

— Портупей-юнкер Крутень, будете командовать батареей, — приказывает подполковник Бутыркин.

— Слушаюсь.

Евграф не ожидал, что первым назовут его. Он волнуется, кажется, забыты все слагаемые меткой стрельбы — и материальная часть орудий, и баллистика, и таблица поправок. Пушки выстроены на огневых пози цнях, замерли, в ожидании расчеты. Солдаты, скрывая усмешку, глядят на растерявшегося юнкера. Они ждут команды.

— Спокойно, портупей-юнкер, — дружески, неожиданно тепло произносит командир батареи Бутыркин, — ведь все знаете назубок, я надеюсь на вас.

Эти слова, этот голос приводят Евграфа в чувство, успокаивают. Собравшись, он четко отдает команду расчетам приготовиться к стрельбе, указывает цель, темп стрельбы.

— Огонь!

Пушки, изрыгая пламя, посылают снаряды по мишеням. Солдаты снова заряжают орудия. Артиллеристы старательно выполняют команды юного командира. Еще залп — и цель поражена. Он не может сдержать улыбки и делает для себя вывод: в трудные минуты надо уметь взять себя в руки, сосредоточиться, отбросить страх и сомнение, проявить твердость и волю. Тогда все получится.

И снова Петербург. В дни увольнения он бродит по улицам города, который притягивает его к себе какой-то магической силой. Любуется дворцами, храмами, мостами через Мойку и Фонтанку с их удивительными скульптурами. Подолгу стоит на Дворцовой площади у величественного памятника в честь военных побед России. Он тоже может стать причастным к славе предков, если продолжит их ратные деяния, будет честно служить Отечеству.

Однажды, неожиданно для себя, оказался в Усачевом переулке с его скромными, серыми домами. В одном из них живет его мать — Каролина Карловна. Видно, сами ноги принесли его сюда. Ах, мама, мама! Давно для Евграфа это слово потеряло свою теплоту и нежность. Несколько лет назад, когда он учился в кадетском корпусе, мать бросила их с отцом, вышла замуж за другого, уехала в Петербург. Не стало в родительском доме семейных радостей. Евграф тяжело переживал роковой шаг матери, возненавидел ее. Постепенно ненависть как бы растворилась, ее заменило полное равнодушие к этой, ставшей чужой, женщине, а всю свою сыновнюю любовь и привязанность он перенес на отца — Николая Евграфовича.

Мать, конечно, узнала о поступлении сына в военное училище и однажды явилась к нему сама. Он вышел к ней безразличный, с замкнутым выражением лица, с нахмуренными короткими бровями. Каролина Карловна бросилась к нему, обняла, порывисто поцеловала. Он стоял безучастный, опустив руки.

— Дорогой мой Графчик, — говорила она взволнованно. — Я не могу забыть тебя, ведь ты мой первенец. Ты уже взрослый и должен понять: не сложилась у нее жизнь с Николаем Евграфовичем. Такое бывает. Не казни меня, ради Бога, за это, не обвиняй. Все же я твоя мать.

— Я не обвиняю вас, не имею права обвинять, — тихо произнес он в ответ.

— Ну вот, уже называешь меня на "вы", — заплакала Каролина Карловна, вытирая платочком слеш. — Боже мой! Ты будешь заходить ко мне? Будешь?

— Не знаю, у меня почти нет свободного времени.