Сергей Жук - За Уральским Камнем

Троекуров закончил читать, тяжело вздохнул и уселся рядом с Шориным.

— Ты, князь, не переживай, — произнес он почти по-отечески, обняв Шорина. — Это все-таки намного лучше, чем кандалы. Пройдет время, на Москве снова власть изменится, ты и вернешься.

— Обдор, голландцы… ничего не понимаю! Где это? — тихо спросил Шорин.

— Да я сам про Обдор толком не ведаю. Ты к дьяку сходи, его поспрошай. Он человек ученый, карты всякие имеет. Это по его части, где что находится. Переведи дух и начинай сам собираться, да и служивых понадежнее собери. Там в грамоте еще сказано, чтобы струг справный тебе выделить и пищали, одну корабельную, а две острожных, еще довольствие всякое. Не пропадешь, князь!

Троекуров собирал Шорина как родного сына. Приглянулся ему князь. Ну и что, что опальный? Такая судьбина! Зато умный, смелый, собой хорош. Такие люди в Сибири нужны.

Роман Федорович пожаловал Шорину свой струг воеводский, проверенный в прошлой навигации, а нынешней весной вновь просмоленный. Это было палубное вместительное судно, способное поспорить с волнами Обской губы. На струге разместилось все имущество служивых, припасы, оружие и все двадцать добровольцев из казаков. Князь Василий Шорин был рад казакам, недолюбливал он литвинов, а стрельцы хороши больше в острожной, сторожевой службе. Казаки, легкие на подъем, выносливые в походах, приспосабливались к жизни в любых условиях, с легкостью переносили и жару, и трескучие морозы. Сплав по рекам, управление речными судном тоже было для них привычным делом. Знание местных языков, знание воинского дела, личная отвага, а часто и грамотность делали казачество незаменимыми в делах завоевания Сибири, сбора ясака и таможенной службы.

Струг, разрезая мутные воды Иртыша, вышел на середину реки. Южный ветер туго надул полотнище паруса и резво погнал судно по речным волнам. Иртыш — река извилистая, и, несмотря на привольную ширь русла, рулевому зевать нельзя, да и команде то и дело приходится переставлять парус с борта на борт. Свободные казаки развалились на палубе вдоль борта, любуясь берегами. Князь Василий Шорин тоже был наверху. Он с удовольствием вдыхал чистый свежий воздух, слух ласкал тихий плеск воды, взор радовался красоте, мощи береговых линий, поросших девственным лесом. На душе было покойно, такого покоя он давно не чувствовал.

«Все получилось как нельзя лучше, — рассуждал про себя князь. — Спасибо Шуйскому. Он, конечно, добился своего, отправив меня на край света, но того не ведает, что этим мне свободу дал. Теперь я сам себе хозяин. Жалко, что Шатрова нет рядом, не сгинул бы от сабли татарской».

Печалиться князь Василий Шорин перестал сразу после беседы с тобольским дьяком. Тот весьма толково поведал ему о северных волостях, куда направлялся князь. Показал имеющиеся у него карты, где кроме Обдора-Носового, водных просторов Обской и Тазовской губы Шатров разглядел Кодскую волость с небольшим городком Кода. Это название сразу навеяло приятные воспоминания мимолетного знакомства в Москве на Пасху и образ восточной красавицы, возникший перед ним, когда он пребывал в беспамятстве, изрядно помятый медведем. Ведь именно там, в городке Кода, пребывала княжна Анна Алачева, ставшая после смерти князя Игичея полновластной госпожой остяков, проживающих по реке Кода и Оби на юг от Березова. Он решил непременно посетить княжну и, возможно, даже объясниться.

Княжна Анна после крещения получила разрешение и отстроила богомольный храм во имя Живоначальной Троицы. В знак особого расположения царским указом (не без участия князя Шорина) был выделен для бережения в городок Коду гарнизон из 15 стрельцов с огненным боем, при четырех пушках. По словам дьяка, княжна устроилась неплохо, отстроила городок, превратив его в маленькую крепость, и окружила себя бухарской роскошью. Так что у князя были причины для хорошего настроения.

Вниз от Тобольска, по правому, обрывистому, берегу Иртыша, потянулись татарские городки: Аримдзянский, Бицик Тура, Увацкое. Со времен хана Кучума прошло чуть больше двух десятков лет, совсем ничего, а городки, в ту пору укрепленные, многолюдные, сейчас совсем обветшали. Многих татар побили в боях, приводя в смирение, многие, спасаясь, откочевали подальше. Городки исчезли, на месте некоторых встали русские поселения.

Струг, подгоняемый попутным ветром, резво бежал по речным волнам. Русское воинство, развалясь на палубе, тянуло старую казацкую песню: