Иван Дроздов - Филимон и Антихрист

Энергия сжималась в нём в электрический разряд, и он с головой погружался в работу; лез и лез в дебри математики, встречался с узлами смутных, казавшихся непосильными для ума, нагромождений — бросался на них и рвал в клочья, расшвыривал завалы до тех пор, пока из груды чисел не выстраивались стройные ряды; он, казалось, был так устроен: чем больше препятствий перед ним возводили, тем больше работав, преодолевая их; он походил на машину, прибавлявшую автоматически тягу по мере возникавшей необходимости преодолевать препятствия. И в результате появился импульсатор.

В Англии один ученый назвал его «ускорителем технического прогресса», а во Франции на симпозиуме в Парижской академии старейший из её членов сказал: «Ваш импульсатор раскрывает ворота в космос — и не на планеты солнечной системы, а в миры отдалённых галактик». В университетах, где он появлялся, его провозглашали почётным членом, облачали в мантии. Он привез семь таких мантий — знаков его мировой славы, признания заслуг перед всем человечеством.

И каждый раз, надевая мантию, мысленно давал себе клятву двигать дальше импульсатор, придать ему силу воздействия на цветные металлы, сообщить волшебные свойства лучам, исходящим из его алмазных фильер. «Федь и Ольга, и мой верный Вадим станут мне друзьями и помощниками. С ними я осуществлю все свои мечты, самые смелые планы!» Так он думал там, за границей, и от дум этих у него вырастали крылья. Он спешил домой — к друзьям, к своему любимому делу.

До хруста в пальцах Филимонов сжимал кулаки и едва не плакал от досады. Он ещё не знал, что произошло, но сердцем чувствовал беду. Вдруг как ушли… Бросили!.. Федь таков. Он не терпит фальши, подлости и тем более не простит предательства. Порывался встать, подойти к телефону, но сердце сжималось от страха. «Вдруг как ушли? Все трое!»

Зазвонил телефон, и Филимонов вздрогнул, как от разрыва гранаты. Он сейчас боялся новостей — слышало сердце, что новости могут быть только плохие. Ужасные по своим последствиям, по влияниям на судьбу импульсатора.

— Вам звонит Дарья Петровна. Покойный Александр Иванович оставил завещание. Библиотеку завещал государству, а её математический раздел — вам. Я бы хотела показать вам этот раздел, и вы можете распорядиться им по своему усмотрению.

Договорились встретиться сегодня вечером. В другое время Филимонов ошалел бы от радости. Библиотека Буранова! Она насчитывает десятки тысяч томов и известна в научном мире. Государству и мне, Филимонову. Честь-то какая! Однако сейчас неожиданная весть отвлекла на минуту от тягостных дум, но мрачного духа не развеяла. Ходил по пустым, уставленным дорогой мебелью комнатам и мучительно вопрошал: «Почему, почему тогда мне было легче? Весь мир был враждебен, все на меня, а я стоял и под ударами крепнул? С тех пор же, как стал директором, добился признания, решил все вопросы быта, — казалось бы, живи, радуйся, трудись! А радости нет!»

«Друзья! — молнией пронзила мысль. — Тогда я боролся с людьми чужими и подчас враждебными, сейчас я волею судьбы поставлен против друзей. Совесть бунтует, совесть меня мучит! — вот что ново теперь в моём положении, ново и гадко, и непреодолимо». Механически, без всякого удовольствия, принял душ, сготовил себе завтрак и, давно хорошенько не высыпавшийся, завалился в постель. Федю решил не звонить. «Все новости расскажет Дарья Петровна», — думал Николай.

Сон не приходил. Голова горела как в огне, мучили, терзали нетерпения — в него вселился дух беспокойства, и душа рвалась на части, кровоточила. Мысли являлись отрывочно. Где-то вдалеке маячил перед ним импульсатор, взывал к совести, но призывы звучали слабо, Филимонов их не слышал.

В схватке противоборствующих сторон побеждает умный и расчётливый, умеющий верно оценить свои собственные силы, но так же ясно увидеть и сильные стороны противника. Зяблик верно рассчитал удары по Галкину и Филимонову; первого свалил оружием, против которого тот бессилен, — вручил ему власть, составлявшую предмет вожделений его болезненного самолюбия; Шушуню, пуганного в жизни и много раз битого, обласкал; к Филимонову применил запрещённый приём борьбы — в момент, когда тот буром шёл на Зяблика с обнажённой шпагой и в белых перчатках, плеснул на него ушатом вонючей ядовитой жижи.

Но как это часто случается и на войне, удачливый полководец увлёкся победами и не заметил сильного противника на направлении, которое считал второстепенным. Зяблик недооценил Дарью Петровну. Тут у него интересы были локальные, бытовые: он втайне, при содействии Бурлака и дружков из хозяйственного управления министерства, переписывал на себя дачу Буранова, хотел завладеть библиотекой академика, а там и квартирой. Направление боёв здесь Зяблик считал не главным, разведки не вёл и потому не знал, что как раз тут-то, благодаря интенсивным и коварным действиям Дарьи Петровны, и ждёт его сокрушительное поражение.