Валерий Привалихин - Клад адмирала

Зимин просмотрел заголовки, не отличавшиеся оригинальностью: «Рядовой революции», «Рядовой боец революции», «На той далекой на гражданской», «В то тревожное время»… Выбрал одну из самых давних публикаций, довольно большую.

Прочитав первые два столбца, нашел строки об интересовавшем его бое.

«Отряд ЧОНа, в котором служил Егор Мусатов, только с января по декабрь 1920 года ликвидировал в районе четыре крупных группировки белобандитов, возглавляемых ярыми врагами Советской власти, такими, как колчаковский полковник‑каратель Зайцев, богатый купец Шагалов, старообрядческий священник Леонид Соколов.

Особенно запомнился Егору Калистратовичу Мусатову бой с белобандитами полковника Зайцева. В этой банде насчитывалось около 140 человек. Бандиты засели в доме, бане и конюшне на заимке у Орефьева озера. Они находились в более выгодном положении, чем чоновцы, которым с одной стороны озеро, с другой – густой непроходимый лес мешали осуществить стремительную атаку. Пришлось ждать удобного момента. Через несколько часов атака осуществилась. Бандиты были перебиты. Чувствуя, что за их зверства пощады им не будет, сдаваться в плен большинство не хотели, отстреливались до последнего. Некоторые пытались уйти, но удалось немногим. В банде при ее ликвидации было изъято несколько пудов золота и серебра…»

Дальше говорилось о месяцах, проведенных в продотряде, работе на железной дороге.

Ничего нового, касающегося боя у Орефьевой заимки, Зимин не нашел и в других материалах.

– Вы не помните, Егор Калистратович, сколько именно пудов золота было, сколько – серебра? – спросил Зимин.

– А нам и не говорили, – ответил Мусатов. – Командир после боя выстроил, объявил, что среди трофеев, кроме оружия, много драгоценностей – серебра и золота. Пуды веса.

– Неизвестно, откуда у банды оказались такие ценности?

– Спрашивали меня об этом сто раз, в слитках золото было или еще как. А я в глаза не видел.

– А пленные что говорили?

– Они удивлялись, что в банде так много золота. В плен сдавались бандиты только из рядовых, главари от них скрывали, а сами все были перебиты.

– Полковник Зайцев тоже был убит?

– Тоже. У заимки…

Мусатов опять подошел к шифоньеру. На сей раз вынул из шифоньера массивные карманные часы на цепочке и с крышкой. Некогда блестящий корпус никелированных часов потускнел, от частых прикасаний стерся, кое‑где проступили мелкие черные точечки.

«Въ День Ангела п‑ку Зайцеву» выгравированные было на внутренней стороне крышки. Дальше была гравировка на латинском: «Vale, Victor! Et vivat Victoria! V.VII. MCMXIX anno». Зимин изучал латынь, без труда перевел: «Будь здоров, Виктор! И да здравствует победа! 5 июля 1919 года».

Ниже даты было и еще что‑то приписано, однако тщательно, почти незаметно стерто. Очевидно, дарители сочли первоначальную надпись чрезмерно длинной и попросили гравера убрать лишнее.

– Это что же, часы того самого колчаковского полковника?! – невольно вырвалось у Зимина.

– Они самые. – Мусатов улыбнулся, довольный произведенным эффектом. – Трофейные. И награда за то, что не дал уйти полковнику.

– Значит, вы лично?

– Да. Резвый, верткий был, удалось прошмыгнуть к избе, где полковник со свитой сидел. Дверь открыл, кинул гранату. Вбежал, думал, всем конец. Гляжу – рама выбита, а золотопогонник бежит к лесу. Я догонять. Он выстрелил в меня, промазал. Ну а я не промазал. Обшарил его, вдруг какие важные бумаги при нем. И нашел эти часы. Командир сказал: храни, заслужил. До сих пор вот и храню.

– В газетах ни о часах, ни о конце полковника Зайцева нет.

– Печатали много раз. Просто все газеты не храню. Кому это нынче нужно. – Старик вяло махнул рукой.

– Нужно, Егор Калистратович, – сказал Зимин. – Кого‑нибудь из членов семей чоновцев, потомков командира отряда я в Пихтовом найду? Не подскажете?

– У нас – нет. Отряд почти весь из уральцев состоял. А командир погиб, когда я в продотряде служил. Холостой он был.

– Жаль…

Стали прощаться.

– Так из какой газеты‑то будешь? – спросил у Зимина старик.

– Андрей Андреевич не из газеты, дед Егор, – напомнил Коломников. – Он историк.

– А‑а, – вспомнил Мусатов. – Даже лучше, что не из газеты. А то теперешние газеты до чего докатились: уж и Терентия Засекина прославлять взялись…

– Не в духе нынче что‑то дед Егор, – сказал Коломников, когда вышли на улицу. – Я его раза три школьником слушал. Интересно рассказывал. Снимки показывал нам.