Богдан Сушинский - Полюс капитана Скотта

— Да вы не только каюр, но и дипломат, — съязвил полковник флота.

— И, ради бога, не доверяйте тем, кто советует вам полагаться в этой ледовой пустыне на лошадей, — не придал значения его словам Гирёв. — Веками проверено, что в снегах да во льдах на лошадь надежды нет. Уж лучше бы приказали завезти сюда ездовых оленей.

Англичане переглянулись, и Мирз виновато опустил глаза, принимая на себя вину за бестактность подчиненного. Он-то прекрасно знал, что Нансен, Шеклтон, многие другие странники полярных пустынь тоже не советовали Скотту связываться с лошадьми, которых даже вдоволь напоить в Антарктиде — и то проблема, потому что для этого надо растопить множество снега, превращая его в десятки ведер воды. И это — при отсутствии какого-либо топлива, при невозможности разводить большие костры. А как быть со многими тоннами сена и прочего корма, без которых лошадкам, пусть даже таким невзрачным и неприхотливым, как пони, не обойтись?

Для Мирза и Гирёва не было тайной, что для девятнадцати пони Скотту пришлось загрузить на судно сорок пять тонн прессованного сена, плюс еще четыре тонны «вольного» сена для корма во время морского перехода, а также одиннадцать тонн отрубей и жмыха, превратив при этом судно в конюшню и плавучий сеновал. Но главная беда заключалась в том, что кони были совершенно не приспособлены к жизни в условиях ледовой пустыни.

И все же Роберт Скотт отдавал предпочтение именно им, своим лошадкам, питая при этом какое-то странное предубеждение к собакам и каюрам.

— Собачьи упряжки, лейтенант Мирз, без дела тоже не останутся, — уловил капитан озабоченность «ездовиков». — Поэтому тщательно осмотрите всех собак и продумайте, что можно сделать, чтобы все они сошли на берег пригодными для работы.

— Так или иначе, а к полюсу мы придем первыми, господин полковник флота, — попытался тот сгладить простодушную прямоту каюра. — Я в этом уверен.

— Мне бы вашу уверенность, лейтенант, — неожиданно парировал Скотт. — Многим я пожертвовал бы, чтобы проникнуться ею.

Ну а что касается любви к пони, то Роберт никогда и не скрывал своей увлеченности этими лошадками. Той увлеченности, которая сформировалась в его сознании еще в детские годы, когда, после подготовительных занятий с гувернанткой, он, в возрасте восьми лет, поступил в школу в Сток-Дэмэреле. Вот тогда-то ему и пришлось из загородного поместья Аутлендс каждый день добираться до школы на подаренном ему отцом пони Белло — спокойной, покладистой лошадке, словно бы понимавшей, что неопытный наездник ее — еще совсем ребенок.

Впрочем, этот пони запомнился Роберту так же хорошо, как и старая, вечно протекавшая шлюпка, «обитавшая» у маленького причала их родового озерца. Возвратясь из школы, Роберт тут же старался пересесть с «пони-рыцарского» седла Белло на эту шлюпку, которую в фантазиях своих возводил в ранг «императорской каравеллы», чтобы отправиться в очередное плавание по «бурному, наполненному пиратскими бригами океану». Увлечение этой «императорской каравеллой» как раз и подвигло его на поступление в Подготовительное военно-морское училище имени Форстера, расположенное в недалеком припортовом Стаббингтон-хаусе, благоденствовавшем на окраине Девенпорта.

Увы, к тому времени его отец, досточтимый Джон Скотт, уже отрекся от карьеры девенпортского судьи, разочаровался в общественной должности председателя местной Ассоциации консерваторов, разуверился в своей способности вывести в число преуспевающих свой пивоваренный завод (один из нескольких, существовавших к тому времени в Плимуте)…

И все во имя того, чтобы всецело предаться очередному сомнительному увлечению — ухаживанием за своим большим аутлендским садом. Роберт всегда считал это увлечение недостойным сына моряка и вообще джентльмена, однако никогда не решался высказывать отцу своего отношения к его странному занятию. Кто знает, говорил себе будущий покоритель Антарктики, вдруг в неприкаянной судьбе отца умирает великий садовод?!

Другое дело, что самого Кони, как называли в многодетной семье Скоттов старшего сына владельца поместья, ни садоводство, ни пивоварение не привлекали. Да и потребность длительное время находиться в тихом, захолустном Аутсленде — тоже страшила. Поэтому уже в тринадцать лет он сдал вступительные экзамены, выдержал суровый конкурс и стал гардемарином Королевского военно-морского флота, подготовка которого проходила на учебном судне «Британия», пусть и заякоренном на реке Дарт, но зато в нескольких милях от моря.