Виталий Гладкий - Копье милосердия

Но самое главное началось ближе к вечеру. Вифисарий потребовал привести белого ягненка. Когда Капила исполнил его приказание, маг нагрел перо наконечника до нужного цвета и недрогнувшей рукой всадил его в бедное животное. При этом Вифисарий произносил какие-то заклинания или молитву на неизвестном кузнецу языке. Когда лезвие остыло, маг положил наконечник копья на наковальню и сказал усталым голосом, смахивая ладонью пот со лба:

— Все… Осталось лишь отполировать. Это сделаешь без меня. К завтрашнему дню наконечник должен быть готов.

Полировкой оружия обычно занимался старший сын кузнеца, которому иногда помогали близнецы Абхай и Рахул. Но на этот раз этим делом занялся сам Капила. Он уже понял, что копье будет совсем не простым; скорее всего оно предназначено для каких-то магических целей, а значит, его отделка должна быть идеальной. Поэтому кузнец не мог доверить окончательную обработку наконечника даже своему ближайшему помощнику, который обещался стать мастером не худшим, чем отец.

Утром следующего дня Вифисарий явился в кузницу в походном облачении и при оружии. В руках маг держал клетку с большим говорящим попугаем; пестрая птица была его любимицей.

— Я отправляюсь в длительное путешествие, — заявил он кузнецу. — Присмотри за моим домом и за попугаем.

— Будет исполнено, мудрый, — сказал Капила и поклонился.

Он не удивился и не обеспокоился. Маг-отшельник иногда покидал свое жилище и каждый раз привозил из своих дальних поездок какую-нибудь металлическую диковинку, которая потом служила Капиле образцом для нового изделия.

— Где наконечник? — нетерпеливо спросил Вифисарий.

— Вот… — Капила бережно развернул кусок тонкого сафьяна, и голубоватое, словно покрытое изморозью, лезвие засверкало на темно-коричневом фоне кожи как бриллиант чистой воды.

— Прекрасно! — Маг залюбовался наконечником. — Нет, я точно не ошибся в выборе твоего имени. Так сработать может только великий мастер.

Капила засмущался и, чтобы перевести речь на другое, сказал:

— Сталь получилась лучше, чем «вуц»*. Да что «вуц»! Она превосходит даже персидский «табан»*. Этим наконечником можно пробить любые латы без ущерба для его целостности. А как звенит*! Чистое серебро!

— Что верно, то верно… — Вифисарий вдруг нахмурился. — Сталь и впрямь уникальная… как и сам наконечник. Ну, мне пора…

Он достал из сумки деревянный лакированный футляр, обитый изнутри красным китайским шелком, спрятал туда наконечник, попрощался и ушел, даже не заикнувшись об оплате. Но Капила и не принял бы от мага ни серебро, ни золото, ни что-либо иное. Кузнец вдруг понял, что стал участником какого-то действа, способного повлиять на судьбу мира. Эта мысль пришла ему в голову внезапно, словно нашептал кто-то невидимый…

Но оставим племя брауи и перенесемся к калашам. Вифисарий появился там к вечеру следующего дня. В отличие от поселения соседей, деревня калашей являла собой хаотическое скопище многоэтажных хижин из камня, дерева и глины, приютившееся в узком горном ущелье. Задней стеной почти всех жилищ была поверхность скалы или горы. Крыша нижней хижины одновременно являлась полом или верандой обиталища другой семьи. Интерьер в каждой хижине был аскетическим: стол, стулья, широкие скамьи-полати и глиняная посуда. Туалет или ванную в доме, как у брауи, калаши считали излишеством.

Между кварталами многоэтажных хижин, уступами поднимавшихся едва не до вершины горы, были вырублены в скалах лестницы, исполнявшие роль улиц, — большей частью узкие и кривые. Но, как и у брауи, все они вели к просторной площади на берегу бурной горной реки.

В центре площади находилось священное место — «джештак», где происходили ритуальные танцы. Это чересчур помпезное для небогатых горцев помещение было оформлено в греческом стиле — колонны, росписи, мраморный пол… Вифисарий невольно улыбнулся — в оформлении джештака явно прослеживалась мысль Гатаспы, местного мага и большого почитателя древних эллинов. К нему Вифисарий как раз и направлялся.

В джештаке происходили главные события в жизни калашей — поминки и различные священнодействия. Обычно похороны у калашей превращались в шумный праздник с пиром и танцами, который продолжался несколько дней.

С левой стороны от джештака, поближе к реке, было построено «башали» — специальное помещение для рожениц и «нечистых» (то есть для женщин в критические дни). Остальным жителям деревни строго-настрого запрещалось даже дотрагиваться до двери или стен этого здания, а еду туда передавали в специальных мисках. У входной двери джештака по обе ее стороны стояли грубо сработанные деревянные статуи Жестак — богини семьи и брака, и Дезалик — богини, ответственной за башали и деторождение.