Виталий Гладкий - Тень Торквемады

Услышав сигнал к отступлению, витальеры посыпались на палубы своих суден, как горох. Они уже были не рады, что ввязались в драку с таким сильным противником, и только гордость заставляла их сражаться до последнего. Поэтому свист боцманской дудки стал для них чем-то вроде звука ангельской трубы, открывающей дорогу в рай.

Однако храмовники не считали, что сражение закончилось, хотя пираты и отступили. Последовала команда Черного рыцаря, и вперед выступили арбалетчики. С отменной слаженностью они начали обстреливать пиратов, да так метко, что привели Ханса Стурре в отчаяние. Но тут вступили в дело стрелки пиратов, и стрелы из мощных английских луков, пробивающих любой панцирь, посеяли среди тамплиеров легкую панику, которая длилась недолго, — прозвучал еще один приказ Черного рыцаря, и над бортами коггов вырос забор из больших щитов-павез.

Теперь лучники пиратов оказались не у дел, но это обстоятельство не очень огорчило Ханса Стурре. Абордажные команды уже рубили канаты, которыми были связаны корабли противников, и предводитель морских разбойников не без оснований надеялся, что свежий северный ветер поможет им оторваться от тихоходной эскадры тамплиеров и спрятаться среди островков, которыми изобиловало Балтийское море.

Но он забыл про остальные суда храмовников. Пока шло абордажное сражение, они потихоньку подтянулись и перекрыли эскадре витальеров путь к отступлению. Однако и это еще была не беда: Ханс Стурре, опытный морской волк, быстро нашел брешь в боевых порядках тамплиеров и направил туда свои корабли.

То, что случилось потом, показалось витальерам адом. Собственно говоря, так оно и было: когги тамплиеров неожиданно начали извергать огненные шары, которые падали на палубы пиратских кораблей и разбивались (потому что оболочка их была глиняной). Из них вытекала вязкая горючая жидкость, которую нельзя было погасить водой, и вскоре все суда витальеров запылали. Присмотревшись, Ханс Стурре понял, что огненные шары метают корабельные баллисты. Однако от этого знания ему легче не стало.

Пираты начали прыгать в воду, пытаясь спастись от огня, хотя знали, что в холодной воде Балтийского моря им долго не продержаться. Но у них теплилась надежда, что рыцари-монахи Ордена Храма проявят к ним милосердие и поднимут на свои корабли.

Увы, надежды пиратов оказались тщетными. Многие из них были ранены и сразу ушли на дно, а тех, кто держался на воде и умолял о помощи, хладнокровно расстреливали из арбалетов стрелки храмовников. Вскоре среди восьми огромных костров, в которых угадывались очертания кораблей, осталась лишь одинокая шлюпка, в которой сидели четверо — Ханс Стурре, боцман, Большой Олаф и Вонючка Нильс.

Востроглазый матрос был еще и большим хитрецом. Он первым сообразил спустить шлюпку на воду и даже набрал достаточное количество матросов для этой затеи, которую они и исполнили, но всех их забрал огненный вихрь, вырвавшийся из-под палубы; вовремя прыгнуть за борт успел только Вонючка Нильс. Вскоре к нему присоединились и остальные трое — матрос понимал, что ему одному со шлюпкой не управиться. А такие здоровяки, как штурман и капитан, могут идти на веслах хоть до самого Реваля.

Но капитан и остатки его команды не спешили браться за весла. Ханс Стурре понуро сидел на банке и с удивлением (как показалось Вонючке Нильсу) рассматривал свои крепкие сухие руки с длинными узловатыми пальцами. Боцман что-то тихо бубнил себе под нос, похоже, молился, а Большой Олаф пытался вылить воду, набравшуюся в компас. Он представлял собой небольшую круглую шкатулку со стеклом, в которой на вертикальной шпильке вращалась магнитная стрелка со шкалой, поделенной на шестнадцать румбов.

Компас был итальянской новинкой. Он достался Большому Олафу два года назад, когда пираты захватили судно купца, торговавшего фряжскими винами. До этого штурман пользовался примитивным устройством, представлявшим собой магнитную стрелку, укрепленную на пробке и опущенную в сосуд с водой. Большой Олаф очень берег свой новый компас, держал его всегда при себе и гордился им, потому что шкатулка было украшена мелкими драгоценными камнями и золотым вензелем.

Вонючка Нильс хотел было спросить, почему никто не садится на весла, но, осмотревшись по сторонам, понуро опустил голову, — бежать было некуда; куда ни глянь, везде высились темные махины коггов, окруживших место гибели пиратской эскадры, и арбалетчики тамплиеров держали их на прицеле. Но не стреляли. Почему?