Альберто Васкес-Фигероа - Сьенфуэгос

На самом деле эти животные никого особо не волновали, они составляли лишь одно из многочисленных стад, бродящих по тучным землям, и превращались просто в цифры, когда приходила пора оценить состояние их владельцев, которые с недавнего времени больше полагались на процветающую морскую торговлю с метрополией, чем на обработку земли или производство мяса и молока.

Сидя на краю утеса и болтая ногами над пропастью, при одном взгляде на которую у любого другого тут же бы закружилась голова и заколотилось сердце, парень часто глазел на далекий порт или большие корабли, стоящие на якоре в бухте, задаваясь вопросом, что содержится в выгружаемых на берег тюках и бочках, и кому, черт побери, могло понадобится столько нелепого барахла.

В первые тринадцать лет жизни Сьенфуэгос лишь издали наблюдал за жизнью, с особым монотонным ритмом протекающей на дне долины или в бухте, и не проявлял ни малейшего желания принять в ней участие, поскольку после тех редких случаев, когда он рискнул взглянуть на нее вблизи, пастух пришел к выводу, что компания коз ему нравится больше.

Когда он впервые наведался в деревню, к нему тут же подбежал священник с гнусным намерением дать ему имя, но при одной мысли о том, что его мокнут головой в освященную воду и будут произносить всякую тарабарщину из мира колдунов, Сьенфуэгос избрал простое решение — ухватиться покрепче за свой шест, запрыгнуть на крышу церкви, а оттуда — на ближайшую скалу, а там уж он оказался в своей стихии и немедленно удрал к тишине ручьев и гор.

Много лет спустя по просьбе хромого Бонифасио он снова решил спуститься в поселок, чтобы постучать на барабанах во время праздника святого покровителя городка. И хотя в тот день священник был слишком занят, чтобы за ним бегать, Сьенфуэгосу не повезло — в проулке он наткнулся на огромную и усатую вдову Доротею. Та принялась уверять, что была подругой его матери и не может выносить, что сын персоны, о которой она сохранила столь приятные воспоминания, спит под открытым небом.

Посещение дома нанесло молодому рыжему пастушку тяжелую травму. Едва за его спиной закрылась дверь, он почувствовал себя погребенным заживо, его охватила глубокая тоска, и показалось, что он задыхается.

Вдобавок навязчивой толстухе втемяшилось в голову, что от него несет козьим дерьмом, хотя у самой вонючий пот струился по лбу и увлажнил усы. В результате он сунула его в большую бочку с тепловатой водой и стала настойчиво тереть с мылом, пока не оттерла до блеска, а пахнуть он стал лавандой.

А вскоре произошло нечто совершенно нелепое и непостижимое. Бедный парнишка и думать о таком не мог, ведь он никогда не слышал о христианах-каннибалах и считал, что подобное в обычае только у африканских дикарей, но тут вдова Доротея показала безмерную любовь к человеческой плоти, с жадностью набросившись на его тело, казалось, в готовности сожрать его живьем, причем начала с самых чувствительных и интимных частей.

Завопив от ужаса, перепуганный Сьенфуэгос подпрыгнул, рискуя оставить в ее зубах кусочек крайней плоти, нырнул головой в окно и растянулся посреди свинарника, тут же сведя на нет все результаты купания, а потом припустил наутек, в страхе, что огромный хряк довершит начатое толстухой.

Он так и сбежал из деревни — совершенно голый, воняющий дерьмом и насмерть перепуганный, поклявшись самому себе, что никогда больше не спустится с гор; долина и побережье казались ему теперь совершенно безумным и жутким местом, где люди живут по каким-то непостижимым правилам, которые он отказывался понимать.

И потому, когда однажды дождливым майским утром преданный Бонифасио попросил его прийти на похороны хозяина «Ла Касоны», отправившегося по пути ангелов (хотя и против своей воли), Сьенфуэгос впервые в жизни прикинулся глухим и наблюдал за бесконечной траурной процессией, конец которой терялся вдали, с вершины пальмы, опасно накренившейся над пропастью.

Новому хозяину поместья потребовалось почти три месяца, чтобы обосноваться в «Ла Касоне», поскольку, несмотря на огромное число внебрачных детей, покойный не оставил законного наследника на острове, и хозяином поместья предстояло стать его племяннику, выросшему вдали от этих мест и не знавшему здешних обычаев. Он-то и оказался владельцем живописной долины и окружающих ее гор, а также густых лесов, бесчисленных коз, овец и свиней, свободно пасущихся по всем склонам и перевалам — самым крутым на всей планете.