Пробный диалог разъяснил Бродову все сомненья: он теперь знал, что возражать против фоминского звена нельзя, — решающее слово тут за Брызгаловым, его будут слушать, он и Фомин, а вместе с ними и министр будут распределять заказы институтам, называть имена, способные вершить дела. Но тут же явился обнадеживающий вопрос: «А зачем меня сюда вызвали?.. Значит, нужен. Значит, и со мной считаются…»
Бродов с надеждой взглянул на дубовую дверь кабинета. Потом взгляд его упал на круглого, мясистого, красного от волненья человека, стоявшего рядом с ним. Не сразу признал в нем Папа.
— Что тебе? — зло спросил его Бродов.
— Комсомольцы решение приняли: просить министерство поручить им проектирование фоминского звена.
— Какие комсомольцы? — Наши, институтские. У них собрание было… Будто телеграмму послали министру. Так чтоб вы там… — Пап кивнул на дверь кабинета, — впросак не попали.
— Ладно! А теперь идите. Идите, вам говорю!
Пап, ретируясь к двери, чуть не сбил входившего в приемную академика Фомина. Старик был весел и бодр, он заключил в объятья вышедшего ему навстречу помощника–референта, затем отечески тряхнул Брызгалова за плечо и тепло, по–свойски, здоровался с Бродовым. Вадим хотел ему что–то сказать, но тут открылась дверь кабинета, и хозяин его позвал:
— Федор Акимович!.. И вы, товарищи, проходите, пожалуйста!
Бродов шел в кабинет последним; из–за плеча Брызгалова он видел сидящего в глубоком кожаном кресле министра. Он уже был давно здесь и успел предварительно обсудить с заместителем председателя все важные стороны дела. Он поднялся и пошел навстречу академику. Они встретились дружески, и министр, будучи моложе академика на два десятка лет, пододвинул Фомину кресло, усадил его рядом с собой. Хозяин кабинета тоже подсел к ним и пригласил Брызгалова и Бродова садиться рядом. Вадим, как самый младший по возрасту и чину, сел не в кресло, а на стул и оказался в стороне от стихийно образовавшегося кружка.
— Ну так как же, Федор Акимович, — наклонился хозяин к академику. — Когда будут готовы рабочие чертежи? Кружок собеседников сузился, и Бродов почувствовал себя неуютно в этом большом, строго обставленном кабинете.