Ал. Платонова: Над Днепровским курганами[повесть из жизни Киевской Руси]

Лют сам бросил жребий, и над затихшей площадью снова прозвучал его голос:

— Иоанн, сын Феодора варяга! Такова воля богов! Словно всколыхнулась вся площадь, словно ринулась куда–то вся масса народа, и понеслось по толпе:

— Иоанн, сын варяга… Давайте сюда варяга! Голос Люта заставил всех умолкнуть:

— Пусть старцы выберут кого–нибудь и пошлют за варягом, а мы подождем.

Начались шумные выборы, и через несколько минут ватага молодежи мчалась по улицам Киева к дому варяга.

Давно уже жила Светлана в доме Феодора. С неделю прохворала она после пережитой тяжелой ночи, потом поправилась.

Вахрамеевна была при ней неотлучно, и когда бы девушка ни открывала глаза, она всегда видела перед собой сморщенное лицо старушки, полное любви и сострадания к ней.

— Мамушка, родная моя… Где батюшка? Может, знает боярин. Допроси его, — в тоске спрашивала она у кормилицы. Но на этот вопрос старушка не могла ответить. Молчал и Феодор; молчали и все в его доме. Часто подходил боярин к изголовью девушки, называл ее ласковыми, нежными именами, рассказывал, как спас ее тогда, и прибавлял при этом:

— Это не я, не мы, это Господь тебя спас… Христос, Которому ты молилась, тебя услышал. Помни это, Светлана!

Девушка и сама помнила и знала это, а Вахрамеевна только и ждала дня, когда можно будет наконец и ей стать христианкой.

— Верую я, боярин, как же не веровать? Только ваш Бог и спас мою ласточку… Только Ему Одному я и служить хочу.

И ждала как праздника того дня, когда можно будет увидеть священника христианского, отца Адриана.

Все в доме варяга относились к обеим женщинам с любовью и лаской.

В какой–то совершенно новый мир попала Светлана. В маленьком домике Феодора так все было не похоже на то, что она видела у отца. Пиров и собраний у него не было. Правда, приходили к нему друзья, но они или пели гимны в честь Христа, или говорили о своей вере, или молились за князя Владимира, чтобы Бог просветил его разум. И все они были дружны между собой; все, как родную, приняли и Светлану.

Собственная семья Феодора была невелика: он да жена, тихая, кроткая женщина, вечно занятая работой, да сын, мальчик лет двенадцати. Звали его Иоанном. И его тоже нельзя было видеть без дела, но у него было еще и одно особенное занятие: отец Адриан, сам грек, родом из Царьграда, научил его читать по–гречески, и Иоанн не расставался с книгой, из которой потом всем рассказывал, как Христос жил на земле, как Он людей учил добру, какие чудеса творил, как пострадал и умер за людей на Кресте.

Любила слушать Светлана эти рассказы, и любовь ко Христу все сильнее и сильнее разгоралась в ее душе.

Часто приходил и Всеслав в дом боярина. И он, и вся семья его уже приняли христианство. И почти всегда говорил он с Феодором об одном и том же наболевшем вопросе.

— Когда же ты скажешь ей? — спрашивал Всеслав, когда однажды вечером сидели они на крылечке дома и смотрели, как жена боярина загоняет гусей во двор.

— Когда? — задумчиво повторил Феодор. — Да и как я скажу ей? Не вынесет еще она: слаба очень.

Всеслав помолчал.

Можно ли было в самом деле сказать Светлане, что уже шесть дней, как умер Дулеб? Отравил его вероломный Янко, а случилось все не без рук Люта. Так Дулеб, умирая, и говорил: «Люта это дело». Можно ли было сказать ей, что в последние минуты был у него в избе христианский священник, крестил его, и умер Дулеб христианином? И Феодор, и Всеслав — оба помнят тот день, когда стояли они около умирающего. Исхудалый и бледный лежал Дулеб на сырой соломе и завещал им: — Передайте князю, что оклеветали меня. Не замышлял я измены, не думал о престоле киевском. И ты, боярин, о Светлане моей позаботься. Рогдай в походе теперь… Вместо отца будь ей. Пусть веру Христову примет!

Он говорил с трудом, задыхаясь, но Феодор уловил все его слова.

— Прощаешь ли врагу своему? — спрашивал отец Адриан, наклоняясь к самому лицу умирающего.

— Всем прощаю… — чуть слышно отвечал Дулеб.

Старческая рука священника легла на голову умирающего, и, благословив его, отец Адриан вышел из избы. За ним вышли и Феодор, и Всеслав.

А на другой день Дулеба похоронили.

— Как же сказать ей все это? — повторил Феодор.

— Что сказать, боярин? — раздался вдруг за ними голос Светланы, и они увидели девушку, похудевшую после болезни, едва держащуюся на ногах.

Она подошла к ним совсем близко, и в ее синих, глубоко запавших глазах Феодор увидел слезы.