– А если мы откажемся от щедрого предложения Иоанна? – спросил Джон, внимательно глядя на Робина.
– Тогда в Ноттингемшир сразу же придут новые войска, командовать которыми Иоанн поручил все тому же Уильяму Лонгспи. Больше не стоит искушать судьбу – это последнее помилование, и тех, кто не воспользуется королевским великодушием, Иоанн будет беспощадно преследовать, пока не убьет каждого.
Стрелки выслушали его в полном молчании, и потом, когда Робин закончил говорить, они еще долго молчали.
– Почему ты отказываешься от нового боя? – наконец подал голос Кенрик. – Потому что граф Солсбери – твой друг?
– Если бы дело касалось меня одного, то я ответил бы тебе – да, Кенрик. Но речь идет обо всех стрелках, и причина в другом. Это будет не битва, а истребление всех нас, до последнего человека. Мы сильно встревожили Иоанна победой, одержанной над его ратниками, которыми командовал Бэллон. И теперь численное превосходство королевского войска будет настолько велико, что они в силах вести сражение до тех пор, пока не погибнет последний из нас. Уильям Лонгспи умен, он не повторит ошибку Брайана де Бэллона и не поведет ратников цепью в лес. Он разделит Шервуд на части по дорогам и будет держать в кольце осады каждую из частей. Мы сможем долго выдерживать осаду, но не бесконечно, и я не вижу в этом смысла. Граф Уильям хочет избежать кровопролития, поскольку он действительно друг мне. Но если мы откажемся, у него не будет выхода: он связан королевским приказом. Что мы найдем в этой войне, я вам уже сказал.
– Значит, мы можем прямо сейчас возвращаться по домам?
– Да, и лучше не мешкать.
– А ты? – и в Робина впились взгляды всех, кто собрался сейчас на поляне.
Он улыбнулся и, спрыгнув с коня, ответил:
– И я, конечно.
Успокоенные его ответом, стрелки зашумели, стали переговариваться между собой. Поляна пришла в оживление, к Робину пытался пробраться каждый из стрелков, чтобы обнять своего лорда перед расставанием, пожать ему руку, увериться в новой встрече. Очень нескоро вольное воинство покинуло место сбора, и на поляне остались только те, кто пришел в Шервуд из Веардруна. Джон вопросительно посмотрел на Робина.
– Мы укроемся во Фледстане, – ответил Робин на его безмолвный вопрос. – Когда указ о помиловании будет оглашен, отправимся из Фледстана в Веардрун.
– Да неужели все закончилось, Робин? – не в силах поверить в то, что он скоро обнимет жену и детей, спросил Алан. – Вот так просто: из Шервуда во Фледстан, завтра, ну в крайнем случае послезавтра – в Веардрун, и еще через полтора дня мы будем дома?!
– Ну а ты как бы хотел? – хмыкнул Эдгар. – Совершить сначала паломничество в Святую землю?!
Стрелки расхохотались. Вскочив на коней, они помчались к своим лагерям собирать нехитрые пожитки, условившись встретиться возле Фледстана. Заметив, что Робин и Марианна не торопятся садиться в седла, Джон опять насторожился.
– Я обещал Марианне последнюю прогулку по Шервуду, – ответил Робин. – Веди остальных во Фледстан, а мы с ней приедем туда позже.
– Мы не торопимся, – медленно протянул Джон, не спуская глаз с лорда Шервуда. – Можем вас подождать.
– Ты еще с нами напросись погулять! – рассердилась Марианна. – Кэтти, наверное, выплакала все глаза, не зная, что о тебе думать, а ты, оказывается, к ней не торопишься!
Имя жены подействовала на Джона так, как и ожидала Марианна. Он оживился, начал поторапливать остальных и, потребовав от Робина не затягивать прощальную прогулку, помчался во главе стрелков в лагерь.
– Ты у меня умница, Мэри! – улыбнулся Робин, провожая взглядом друзей. – Я уже отчаялся спровадить его – нашу бдительную няньку!
Марианна рассмеялась и, заметив, что Джон обернулся, весело помахала ему рукой. Когда стрелки скрылись в лесу и они остались вдвоем возле старого дуба, Марианна подошла к Робину и, склонив голову, молча прислонилась лбом к его плечу. Так же молча он обнял ее одной рукой, второй рукой нащупал ее руку, и их пальцы крепко сплелись.
После недавнего гула многочисленных голосов, конского ржания, стука копыт стало особенно тихо. Хотя в лесу еще бурлила жизнь, но казалось, что в Шервуде уже никого не осталось, кроме Робина и Марианны. Даже птичий гомон умолк, и только старый дуб высоко над головами еле слышно шелестел тяжелой листвой. Но нет! Они не остались одни: Марианна почувствовала, как кроме руки Робина ей на плечи легла еще одна рука – почти невесомая, теплая, как ласковый летний ветер, – и едва слышный голос так же ласково напевал на ухо: «Куда? Зачем? Останьтесь со мной. Здесь вам не грозит никакая опасность! Мои луга, рощи, озера и реки – все это ваше. Останьтесь! Никто не сможет укрыть вас, сберечь так, как сумею я».
Читать дальше