– Хорошо, только придется тебе немного подождать…
* * *
Через несколько дней, в один из ненастных осенних вечеров, когда ветер дьяволом выл в монастырских башнях, Антония, лукаво улыбаясь, с видом заговорщицы предложила Клаудии прогуляться по саду. Лил дождь, подрясники прилипали к телу, но Антония шла в темноте уверенно, словно днем. Наконец, в глубине сада показалась небольшая, едва различимая в ночи часовня. В отличие от той часовни, в которой Клаудиа ожидала своего пострига, эта находилась на территории монастыря, но никем не посещалась и вечно была заперта на замок. Она в числе одной из немногих построек сохранилась при нападении, то ли благодаря своей заброшенности, то ли просто по недостатку времени у грабителей, рыскавших внутри монастыря.
– Это один из павильонов уединения, – удивилась Клаудиа. – Зачем мы сюда пришли? Он ведь заперт, а ключ только у настоятельницы и… – Но она не закончила фразы, ибо уже в следующее мгновение Антония жестом фокусника достала из кармана ключ и с тихим смехом открыла тяжелую, набухшую водой дверь.
Войдя внутрь в кромешный мрак и сырость, она сунула Клаудии в руку огарок свечи, тщательно заперла часовню изнутри и, взяв Клаудиу за руку, подвела ее к алтарю. Затем сестра Антония отодвинула в сторону налой, и удивленная Клаудиа увидела, что под ним скрывалось большое отверстие в полу. Сестра Антония взяла у Клаудии вдруг потухшую от пахнувшего снизу холода свечу и, взяв ее за руку, повела по каменной лестнице вниз, предложив ступать осторожно, чтобы не оступиться.
– Может, зажжем свечу? – осторожно предложила Клаудиа, чувствуя, что ей становится просто физически плохо от липкого мрака и потной горячей руки Антонии.
– Нет, нельзя, – торопливо шепнула та и еще сильнее стиснула пальцы.
Они долго шли по подземелью, касаясь осклизлых стен, пока не достигли новых ступеней и не стали подниматься. Тут вдруг сестра Антония горячо прошептала Клаудии в ухо:
– Если тебе дорога жизнь, ступай тихо, как мышь, и не подавай никаких признаков жизни.
Теперь они оказались опять где-то наверху, ибо неподалеку тускло поблескивало маленькое оконце. Клаудиа хотела было подойти и попытаться рассмотреть, где они, но Антония вдруг зачем-то легла прямо на пол.
– Подойди сюда и делай, как я, – жестами приказала она.
Дрожа от холода и омерзения, Клаудиа последовала указаниям Антонии, и они вдвоем прильнули к щели среди мусора и сухих листьев. Перед ними, освещенная несколькими свечами, была видна просторная комната, в которой Клаудиа сразу же узнала покои настоятельницы.
Стояла глубокая ночь, но мать Агнес находилась в обществе послушницы, лицо которой было скрыто покрывалом, и новенькой девятилетней девочки, появившейся в монастыре на днях. С голубиным воркованием все трое делали вещи, которым Клаудиа не знала даже названия… Бедная Клаудиа и не подозревала, что их строгая мать настоятельница может быть настолько нежной и ласковой.
Сколько пролежали они так на ледяном полу, Клаудиа не помнила – наверное, на какое-то время она просто потеряла сознание. Наконец, Антония дернула ее за рукав.
– Уходим, быстро! Вышла луна – а нам еще надо пробраться обратно.
По подземному коридору они бежали уже бегом, и только на воздухе, где ненастье неожиданно сменилось ясной лунной ночью, Антония, довольная произведенным на подругу впечатлением, пояснила:
– На языке матери Агнес это называется «платонической любовью». А если тебя интересуют более интимные подробности, приходи завтра ночью ко мне в келью. Я вижу, с тобой можно иметь дело. – И она сунула в руку Клаудии ключ, который та механически взяла. – Этим ключом открываются в монастыре любые двери, кроме тех, что ведут наружу. Отдашь мне его завтра.
Клаудиа снова провела бессонную ночь. Она чувствовала себя преступницей, ключ жег ей руку, не помогали ни молитвы, ни воспоминания об отце. Теперь перспектива попасть в руки кардиналу де Вильябриге, хотя девушка уже не сомневалась больше в его намерениях, начинала казаться ей чуть ли не спасением, по крайней мере, выходом. Весь день она провела, как в бреду, и после полуночи прокралась в келью к Антонии. К ее удивлению, там пылал камин, а на столе красовались пастила и фрукты.
Клаудила намеренно остановилась у самой двери и протянула Антонии ключ.
– Вот он, а от остального меня избавь.
Монахиня проворно спрятала ключ.
– Я хочу тебе только добра. Привыкни к таким зрелищам. Это, в частности, поможет тебе понять, что от них не умирают, а заодно и быть готовой к более худшему. Буду с тобой откровенна: если ты, в конце концов, не согласишься на притязания настоятельницы, тебя ждет мало хорошего.
Читать дальше