Владимир Прямицын - Слезы богов

Пожилой учитель, которому и самому перепало, первым оправился от шока. Под аккомпанемент запоздавшей «Воздушной тревоги» он стал поднимать детей с пола, направляя вниз, в подвал. Скатываясь вниз по лестнице, Тихон боковым зрением разглядел агрессора: на небольшой высоте – казалось, буквально над крышами домов – шли немецкие самолеты. Пара из них прошла в страшной близости от школы, Тихон сумел разглядеть и кресты на крыльях, и грязно-жирные пятна под мотором. Через мгновение после их пролета в соседнем от школы здании раздался мощный взрыв. Детей снова окатило фонтаном битого стекла. На этот раз из окон подъезда. В спасительном подвале было темно, страшно, непривычно, неуютно… Подвал был немаленьким, но в его входной части образовалось столпотворение. Тихон стоял, прижатый к стене другими детьми. Лишь когда зрение привыкло к темноте, он разглядел свое ближайшее окружение. Выяснилось, что он существенно отстал от своих одноклассников. Видимо, завороженный видом пролетающих немецких самолетов, он все же задержался на лестнице. Наказанием за его любопытство были пусть и не глубокие, но болезненные порезы от стекла на левом плече.

Во тьме подвала стоял вой. Кто-то плакал, не оправившись от первого шока. Кто-то, наоборот, от осознания того, что произошло. Кто-то – за компанию, поддавшись общему настроению. Тихону отчетливо помнилось необычное сочетание: одни люди выли в голос, другие, те, что переговаривались, делали это шепотом. Так уж устроен человек: если прячешься от чего-то – говори шепотом. Когда рев моторов смолк, учителя, что сумели сохранить самообладание, вышли на улицу «на разведку». Лишь спустя несколько минут, когда в небе стало окончательно тихо, дети стали гуськом выходить из подвала.

Всех выводили на школьный двор, но в суматохе и в поисках своего класса Тихон вышел к школьному фасаду. Его глазам открылась страшная картина. Мимо бежали перепуганные люди, кто в чем. При всей хаотичности их движения отчетливо угадывалось его генеральное направление – к окраинам города. На улице были беспорядочно брошены детские коляски, шляпы, зонты. Здание из красного кирпича, расположенное через дорогу от школы, зияло большой дырой. Края дыры были обожжены, свидетельствуя о чудовищной силе взрыва. Между школой и пострадавшим зданием в луже крови лежал человек, а рядом с ним – лошадь с развороченным животом. Вокруг были разбросаны пустые бидоны из-под молока. Тихон узнал погибшего. Это был Степаныч, пожилой человек, развозивший по школам молоко. Тихон стоял как вкопанный и не смел шелохнуться. Даже пронзительный вой нового сигнала тревоги не мог вывести его из этого состояния. Позже он даже не вспомнил, чья именно властная рука схватила его за рукав и увлекла за собой в темноту подвала.

С тех пор были еще сотни таких тревог и бомбежек. Мурманчане, поредевшие после мобилизации мужчин, эвакуации женщин и детей, научились жить под ежеминутной угрозой воздушного нападения. Конечно, человек не может принимать это как данность, но и бояться бесконечно он тоже не может. Со временем каждый находит для себя компромисс между сохранением здоровья физического и здоровья душевного. Результатом этого компромисса для каждого становится его личная формула – индивидуальное соотношение между страхом и пренебрежением к нему. Для Тихона эта формула вышла с явным перевесом не в пользу страха. Он не особенно переживал за свою жизнь, однако сильно волновался за жизни и здоровье родных и близких. Парень неплохо знал Мурманск, и у него было много друзей и знакомых. Тем печальнее было ему узнавать о каждом новом разрушенном бомбой здании и о каждом новом случае гибели людей. Это еще больше укрепляло в юноше ненависть к врагу и уверенность в том, что надо как можно скорее отправиться на фронт. Тем нелепее ему казалось обучение такой мирной профессии, как метеорология.

Ложась вечером спать, юноша закрывал глаза и начинал фантазировать. Ему представлялось, что каким-то чудом он все же оказался в рядах Красной армии. Вот мурманский морской порт, на причале стоит строй морских пехотинцев, играет музыка, на трибуне стоят первые лица. Какой-то важный человек (в своих фантазиях Тихон опускал некоторые детали) из Военного совета флота проводит торжественный митинг по случаю отправки героев на фронт. Важный человек говорит высокопарные слова, лицо Тихона мужественно и напряженно. Оно обдувается холодным ветром с залива. В толпе зрителей стоят и рыдают родственники морских пехотинцев. Стоит там и мама, которая тоже, непременно, плачет. А вот! Кто же это у нас? Это девочка Тая. Тая закончила курсы наблюдателей, ей тепло, сытно и безопасно, стоит в толпе зевак серой мышкой и провожает на фронт на верную гибель, безусловно, на гибель геройскую. Иначе и быть не может! Звучит команда, и морские пехотинцы быстро, но деловито, без суеты занимают свои места в катере.