Амеде Ашар - В огонь и в воду

Паскалино опять покачал головой.

— Если так, то вините себя сами, а я требую от вас удовлетворения за обиду.

— Какую же обиду я вам наношу? Я только исполняю свой долг!

Но дон Манрико уже выхватил шпагу.

— Становитесь! — крикнул он.

— Я начинаю думать, что вы завели меня нарочно в западню! — сказал Паскалино, тоже обнажая шпагу.

Удар посыпался за ударом. Хотя храбрый и решительный, Паскалино не мог, однако же, бороться с таким противником. Первый удар пришелся ему в горло, и он зашатался, второй прямо в грудь, и он упал. Он вздрогнул в последний раз и вытянулся. Испанец уже запустил жадную руку к нему в карман и шарил на теплой еще груди бедного малого. Он вынул бумагу, свернутую вчетверо.

— Да, да, герб принцессы! — сказал он, взглянув на красную восковую печать.

Недолго думая, он вскрыл письмо. В нем было всего несколько слов:

«Большая опасность грозит той, кого вы любите… поспешите, не теряя ни минуты… дело касается ее свободы и вашего счастья… только поспешность может спасти вас от вечной разлуки… Посланный — человек верный; он вам расскажет подробно, а мне больше писать некогда. Поезжайте за ним… Буду ждать вас в Зальцбурге. Полагайтесь на меня всегда и во всем.

Если бы кто-нибудь, спрятавшись в кустах, был свидетелем этой сцены, ему показалось бы, что веки Паскалино, растянувшегося во весь рот на траве, приподнимаются в ту минуту, когда противник на него не смотрит. Но, лишь только испанец поворачивается в его сторону, веки покойника опять закрываются.

Между тем дон Манрико размышлял о письме принцессы Мамиани. Раз оно попало ему в руки, надо было попробовать извлечь из него пользу. Но как именно выгоднее им воспользоваться? Он переводил взгляд с письма на тело Паскалино. Вид мертвеца ничуть не мешал его размышлениям, однако же он отошел в сторону и стал ходить взад-вперед, чтобы освежить немного свои мысли. Нежное чувство принцессы к графу де Монтестрюку, явное и очевидное, окончательно настроило его против Гуго. Он жаждал страшной мести. «Я не смогу умереть спокойно, — сказал он себе, — пока не вырву сердце у него из груди!»

Лишь только высокая фигура убийцы исчезла в лесной чаще, Паскалино, лежавший все время неподвижно, пошевелился и, медленно приподнявшись на локте, долго смотрел беспокойным взором в ту сторону, куда ушел испанец, пока шум шагов совсем не затих вдали. Тогда, собрав последние остатки сил, раненый пополз к видневшейся сквозь деревья поляне. Он двигался медленно, оставляя за собой полосу крови, побуждаемый желанием жить и выполнить данное поручение. «Ах! — говорил он себе. — Если бы Господь милосердный даровал мне еще хотя бы несколько часов!..»

Между тем завладевший письмом победитель бедного Паскалино возвращался назад по той же самой дороге, по которой пришел в чащу леса. Много планов составлялось у него в голове. Ему предстояло бороться не с одним Монтестрюком, а еще с его телохранителями, Коклико и Кадуром, преданность и храбрость которых он знал очень хорошо; да кроме них, был еще и маркиз де Сент-Эллис. Было о чем подумать!

Он уже испытал на себе страшную силу врага; на груди его остался навеки след от нанесенной им раны, и нечего было и думать нападать на Гуго среди бела дня. Умереть он сам был готов, но только тогда, когда увидит мертвого Гуго у ног своих.

Тут капитану пришла на ум блестящая мысль. Он решил настроить маркиза де Сент-Эллиса против его друга. Благодаря попавшему в его руки письму у него теперь было превосходное средство для этого. Капитан прибавил шагу, добрался до Меца и скоро нашел квартиру маркиза. Он явился к нему смело и сказал без всяких предисловий:

— Маркиз, какого вы были бы мнения о человеке, которого вы всегда осыпали доказательствами дружбы и который, несмотря на это, обманывал вас с той, кого вы любите больше всего на свете, — с принцессой Мамиани?

Маркиз так и подскочил на месте.

— Кто это? — воскликнул он.

— А вот прочтите… Тут названо имя друга, а принцесса сама подписалась. После вы мне скажете, ошибся ли я.

Имена Гуго де Монтестрюка и Леоноры разом бросились в глаза маркизу. Он изменился в лице. Мрачным взором он пожирал строки, написанные рукой принцессы.

— Гуго! Гуго! — проговорил он глухим голосом. — И она, Леонора!..

Капитан указал пальцем на печать.

— Рука ее, а вот и печать.

— О! Я отомщу за себя! — взревел маркиз. — А я его слушал еще, когда он мне толковал о своей любви к графине де Монлюсон!.. Как же он обманывал меня, предатель!..