Дмитрий Иванов - Волею богов

Утро нового дня, светлое и радостное. Истаккальцин встал незадолго до рассвета. От томительного предвкушения щемило в груди и трепетало сердце. Жрец поймал себя на мысли, что такое светлое, искреннее чувство он испытывал последний раз в детстве, а во взрослой жизни с её сдержанностью, ложью, деланной степенностью и неестественностью такому восторженному и чистому переживанию места не находилось. «Цветов и песен жаждет моё сердце» [62] Цветы и песни – дифразизм из поэзии науа, означавший то единственно истинное на земле, исходящее от Ипальнемоуани, поэтическое знание, которое приходит из глубины неба. , – вспомнилась ему строка из стихотворения. «Да, именно так», – ответил он сам себе. От утренней прохлады приходилось кутаться в плащ, но в груди всё пылало, клокотало, будто мужчина проглотил огонь, который заставлял кипеть все внутренности. Но Истаккальцин знал, то вспыхнуло пламя новой веры, разгорающееся прямо в сердце.

Рано на заре торжественная процессия покинула последний лагерь изгнанников, который они разбили предыдущим вечером. Но странствиям подошёл конец, больше не будет утомительных путешествий и временных стоянок. Сегодня измученные люди обретут новый дом. Разодетые в прекрасные цветные плащи с роскошными плюмажами на головах шли жрецы и аристократы. В руках они несли курильницы, мешочки с копалом, сосуды для возлияний, листы бумаги, приспособления для кровопускания и посохи-погремушки. День разгорался. Радостными криками и пением птицы встречали восход солнца. Невообразимо быстро, работая крыльями, пролетел над участниками шествия вечный труженик колибри. Черепахи, греющиеся на корнях деревьев, с плеском попадали в воду при виде приближающихся людей.

Вот уже впереди между стволов вездесущих кипарисов показалось обещанное Таинственным Владыкой плато. Высокие каменистые гребни вздымались из воды почти вертикально вверх. А самый большой участок суши казался среди затопленного леса гигантским кораблём, чудом заплывшим так далеко в непроходимые дебри. Собравшиеся подошли ближе, сплошная стена высоких стволов расступилась. Что это? Свет? Как давно Истаккальцин не видел яркого солнечного света, нет, не тех робких лучей, с трудом пробивающихся через могучие кроны, а яркого тёплого потока, от которого до боли резало глаза. Скелеты Эстли и Малиналли стояли у подножья, приглашая путников наверх. Узкая тропка на обвалившемся участке, достаточно пологая, чтобы подняться, но всё же крайне неудобная для ходьбы, казалась единственным приемлемым путём наверх. Уэмак пошёл первым. Вестники Тлакацинакантли в тот же миг взмыли в воздух и оказались на краю обрыва, наблюдая за карабкавшимися людьми. Истаккальцин измазал дорогой плащ глиной. Несколько раз мужчине пришлось опереться на руки, дабы не потерять равновесие. Следовавший за ним Несауальтеколотль справился с восхождением ничуть не лучше.

Наконец-то поднялись все наверх. Плато оказалось вытянутым в длину, по большей части довольно ровным, крупные возвышения находились лишь по краям. Густые заросли кустарника скрывали значительную часть равнины от глаз. Здесь не росли высокие деревья, как в лесу. Характер местности разительно отличался от мрачных дебрей Атекуаутлана. Верховный жрец подумал, будто очутился на родине, в далёком Ойаменауаке. Действительно, то тут, то там попадались высоко поднимающиеся из травы трубчатые кактусы. Кое-где встречались раскидистые колючие агавы и нопалли с большими зелёными лепёшками, растущими одна из другой. Длинные извивающиеся ряды приземистых акаций разрезали пространство вдоль и поперёк. А впереди чуть поодаль белели усеянные цветами деревья касахуатль. Тёплые краски после величественного сумрака леса радовали глаз. Вместо давящей со всех сторон стены стволов – чистое небо. Здесь чувствовались простор и свобода. И всё это щедро залито солнцем. Его лучи согревали привыкшую к холоду и сырости кожу, сушили мокрую, затхлую одежду. Свежий ветерок волновал дикие травы и играл в ниспадающих каскадах драгоценных перьев. Как же красиво они смотрелись здесь, блестя при ярком дневном свете. Странники расчистили небольшую площадку, начали готовить церемонию. Благородный Косицтекатль оставил тяжёлые доспехи в лагере. Он помогал жрецам, делая вид, будто рана вовсе не давала о себе знать. Конечно, воин скрывал боль. Но перед отправлением Истаккальцин сам осматривал его и менял повязку. Хвала богам, нагноения не оказалось.