Екатерина Долгорукова - Мой муж – Александр II. Жизнь в тени императора (сборник)

Александр II проводил с нею все время, свободное от официальных приемов и празднеств. И в тенистом саду Елисейского дворца, где некогда любила гулять м-м де Помпадур, куда прибыл непосредственно после Ватерлоо Наполеон I, где он впервые осознал беспредельность своего крушения и пережил ужас безрадостного будущего, в этом саду царь вновь подтвердил свою клятву, данную им в Бабигоне: «При первой возможности я женюсь на тебе, ибо навеки считаю тебя женой своей перед Богом».

Он сделал ей еще одно лестное для нее признание:

«С тех пор, как я полюбил тебя, другие женщины перестали для меня существовать… В течение целого года, когда ты отталкивала меня, а также и в течение того времени, что ты провела в Неаполе, я не желал и не приблизился ни к одной женщине».

С этих пор их связь окончательно упрочилась.

В Санкт-Петербурге Екатерина Михайловна вновь поселилась у своего брата, но на этот раз в чудесном особняке на Английской набережной. Она заняла первый этаж особняка, имея отдельную прислугу и свой выезд. Это позволило ее брату Михаилу Михайловичу Долгорукому с большим достоинством выполнять ту трудную и двусмысленную роль, которую он должен был играть в качестве брата фаворитки.

Во время пребывания царя в Царском Селе, в Петергофе и в Ливадии Екатерина Михайловна жила в этих местах на даче.

В Зимнем дворце бывший кабинет Николая I вновь открыл свои гостеприимные для них двери.

В Царском Селе они встречались в маленькой комнате, расположенной в конце флигеля, выходящего на цветник Екатерины II. Обстановка комнаты была более чем скромная; комната, освещаемая одним окном, выходила непосредственно в прихожую личных апартаментов царя; в ней стояла лишь кровать, два стула, стол и туалетный столик.

В Петергофе свидания происходили в дорогом для них Бабигоне.

В Ливадии, где в то время царский дворец состоял лишь из скромного деревянного домика, Александр II приходил на дачу Екатерины Михайловны.

Вся поглощенная своей любовью, Екатерина Михайловна вела скромный и замкнутый образ жизни.

Она никогда не присутствовала на званых обедах, не ездила в театр. Она посещала лишь те балы, на которых бывал и император, так как она великолепно танцевала, и смотреть на ее танцы доставляло ему большое наслаждение.

Александр II назначил ее фрейлиной императрицы, дабы она могла бывать при дворе и украшать своим присутствием торжественные приемы. Покинутая царица высокомерно-сухо и с холодной улыбкой приняла приветствия своей молодой соперницы. Она сильно ошибалась в оценке новой измены своего супруга, видя в ней лишь обычное увлечение, которое скоро ему надоест. Да и могла ли она думать иначе? Ее гордость и прямота, воспоминания взаимной любви, все это ей мешало почуять страшную клятву, данную Александром II в Бабигоне: «При первой возможности я женюсь на тебе». Возможность эта заключалась в ее смерти!

Частые встречи возлюбленных наполняли их редким счастьем. Александр Николаевич сумел создать из неопытной девушки упоительную возлюбленную. Она принадлежала ему всецело. Она отдала ему свою душу, ум, воображение, волю, чувства. Они без устали говорили друг с другом о своей любви. «Любовники потому никогда не скучают, – писал Ларошфуко, – что они всегда говорят о самих себе».

Однако скоро и политические вопросы стали предметом их бесед. Они занимали слишком большое место в жизни царя, возбуждали слишком много его забот, чтобы он мог замалчивать их перед Екатериной Михайловной. Александр II с наслаждением посвящал ее в сложные государственные вопросы, верховным судьей которых он был. Мало-помалу он начал с ней советоваться обо всем, не принимая без нее ни одного важного решения. Он говорил с нею о самых разнообразных делах, об общем управлении империей, о дипломатических переговорах, об административных реформах, об организации армии, полиции, о работах министров, о повышениях по службе, о наградах, выговорах, придворных интригах, о спорах и неладах в царской семье, обо всем том, что, благодаря самодержавию, тяжелой ношей ложилось на его плечи. Обладая ясным умом, трезвым взглядом и точной памятью, Екатерина Михайловна без труда принимала участие в таких беседах. Иногда даже метким замечанием она помогала государю найти правильное решение.

Самой большой услугой ее было, однако, то, что царь при ней мог думать вслух.

Глубокое сознание своей власти и своей ответственности заставляло Александра II замыкаться в себе. Он подолгу совещался со своими министрами, он требовал от них полной искренности, вызывая часто их на возражения. Но никогда не позволял он им принимать самостоятельные решения. Он боялся унизить себя в их глазах, открыв им свои сомнения, тревоги, всю предварительную работу, предшествующую окончательному решению. И это окончательное решение он высказывал им как проявление его самодержавной воли.