Ольга Елисеева - Граница России – Черное море. Геополитические проекты Григория Потемкина

Расширение границ империи и включение в нее новых народов ставилось Потемкиным в прямую зависимость от этнических, культурных и религиозных особенностей присоединяемых территорий. Для Потемкина было характерно понимание особенностей русской экспансии как экспансии молодого народа, только еще намечающего общие границы, в которых будет протекать его историческая судьба. Во‑первых, эту экспансию осуществлял этнически не замкнутый народ, способный к широкому включению в себя других народностей. Во‑вторых, русская экспансия проводилась по земле, а не по морю, как у большинства европейских народов, колонисты не видели ясной границы, отделяющей населенные ими земли от территории, с которой они пришли, и воспринимали вновь присоединенные земли как продолжение единой родины. Наконец, в‑третьих, культурно-религиозная особенность русской экспансии состояла в том, что все православные единоверцы воспринимались как некая единая духовная общность, породненная свыше, которая смотрит на Россию как на свою покровительницу и освободительницу от ига иноверцев. Огромная православная империя и ее подданные ощущали право на помощь единоверцам и постепенное включение их в состав единого государства. Кроме того, продвижение на новые земли осуществлялось народом, чья культура сложилась под основным влиянием новозаветной традиции, не позволявшей, в отличие от ветхозаветной, уничтожать на присоединенных землях «все дышащее». Эти черты в отдельности присущи экспансионизму различных народов: римлян времен поздней империи (продвижение главным образом по земле, а не по морю), викингов (этническая незамкнутость), испанцев (новозаветная традиция), – однако в сочетании друг с другом они создали совершенно уникальное явление, характерное только для России.

Прежде чем непосредственно приступить к разбору документов светлейшего князя, мы считаем важным рассмотреть проекты Потемкина в кругу внешнеполитических планов его современников. Поскольку именно тогда впервые были высказаны идеи, заложившие основы дальнейших внешнеполитических теорий, столь ярко повлиявших на историческую судьбу России в XIX–XX вв.

Так, в первую половину царствования Екатерины II, когда во внешней политике России почти безраздельно господствовала так называемая «прусская» партия, возглавляемая первоприсутствующим, то есть фактическим руководителем, Коллегии иностранных дел и воспитателем наследника престола графом Никитой Ивановичем Паниным, идея неизбежного сближения между Россией и Пруссией, столь часто и драматично оживавшая на протяжении XIX и XX вв., получила свое наиболее раннее теоретическое обоснование. Уже в 1764 г., всего через пару лет после переворота 28 июня 1762 г., Панин использовал проект русского посла в Дании Н. А. Корфа об основах русско-датского альянса против Швеции для создания своего, более масштабного документа. Творчески переработав предложения Корфа, Панин вносит в альянс еще одного союзника – Пруссию и еще одну контролируемую сторону – Польшу, а затем выступает перед императрицей с широко известной впоследствии концепцией «Северного аккорда» – то есть союза России, Пруссии и Дании, как держав «активных», призванных контролировать Северную и Центральную Европу, подчиняя своей воле державы «пассивные», в частности Польшу и Швецию [4] Соловьев С. М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIV. История России с древнейших времен. Т. 27–28. М., 1994. С. 168–171. .

Этот проект Панина – Корфа уже нес в себе зерна традиционных для сторонников русско-германского альянса рассуждений о Пруссии как о «естественном союзнике» России в Центральной Европе, о «непротиворечивости» интересов двух держав и необходимости государств с «активной» внешнеполитической линией разделять свои сферы влияния над странами «пассивными», погруженными во внутренние неурядицы, умело подогреваемые извне.

Этот проект не получил реального воплощения, хотя вынужденная для России в начале царствования Екатерины II близость с берлинским двором, которую много лет спустя, уже в годы второй русско-турецкой войны 1787–1791 гг., императрица в письме Г. А. Потемкину назовет «прусским гнетом», продолжалась до начала 80‑х гг. Она была расторгнута только после подрыва «русской» партией светлейшего князя влияния «прусской» группировки.

Сразу оговоримся, понятия «прусская» и «русская» партии заимствованы историографией из донесений иностранных дипломатов при петербургском дворе [5] Horace Waipoie's Correspondence/Ed. W. S. Lewis. New Heawen. 1967/Vol. 23. P. 240. , они не употреблялись самими сторонниками данных группировок. В обе партии входило много как русских вельмож, офицеров и чиновников, так и иностранцев на русской службе. Сторонники «русской» партии базировали свои взгляды на идеях канцлера Андрея Ивановича Остермана, высказанных еще в 30‑х – начале 40‑х гг. XVIII в. Остерман считал, что империи следует держаться своих собственных, «особенных» интересов, не подпадая под влияние какого-либо иностранного двора [6] Архив князя Воронцова. М., 1880. Кн. 24. С. 1–5. . Многочисленная и, по удачному выражению английского посла сэра Джеймса Гарриса, «привыкшая властвовать» «прусская» партия, напротив, была убеждена, что Петербург недостаточно силен, чтоб самостоятельно действовать на международной арене и добьется успеха только в союзе с Берлином.