Эрих Куби - Русские в Берлине. Сражения за столицу Третьего рейха и оккупация. 1945

Разумеется, это было не единственной проблемой, хотя, с моей точки зрения, когда изначально планировалась Висло-Одерская операция, совершенно невозможно было предвидеть действительное развитие событий… Однако генералы и Генеральный штаб должны уметь давать военную и политическую оценку каждому текущему моменту и, по необходимости, в соответствии с этим корректировать свои планы…

Я прекрасно понимаю, что в такой стремительной операции, которую мы осуществили между Вислой и Одером, было невероятно трудно заранее планировать следующий этап – наступление на Берлин. Это означало бы мобилизацию огромных сил, переброску их к Одеру и снабжение всем необходимым. И тем не менее я считаю, что это не было невозможным. В феврале 1-й Белорусский фронт перебросил две танковые и три другие армии для участия в кампании в Восточной Померании и обеспечил их снабжение. Таким образом, уверен, что наша нерешительность в виду Берлина стала излишней предосторожностью, порожденной опасением, что гитлеровская группа армий «Висла» могла нанести удар с севера, из Померании. Я считаю, что было бы более разумно отрядить пять армий 1-го Белорусского фронта на взятие Берлина, чем оставлять их связанными на севере. Также не представляло проблем добавить еще три-четыре армии из состава 1-го Украинского фронта. На основании этих размышлений я осмеливаюсь заявить:

a) мы обладали достаточными ресурсами для продолжения Висло-Одерской операции – вплоть до взятия Берлина;

б) наше беспокойство по поводу правого фланга 1-го Белорусского фронта оказалось необоснованным ввиду того, что противник был слишком слаб, чтобы вызывать у нас беспокойство [11] В Восточной Померании немцы сосредоточили 2-ю и 11-ю армии, имевшие 16 пехотных, 4 танковые, 2 моторизованные дивизии, 5 бригад, 8 отдельных групп и 5 гарнизонов крепостей. Борьба с ними велась до 4 апреля, когда капитулировала группировка у Гдыни, а восточнее Данцига немцы капитулировали только после 9 мая. (что, кстати, признает в своих мемуарах и Гудериан);

в) план противника по нанесению контрудара в районе Штеттина не мог быть осуществлен ранее 15 февраля, да и то только недостаточными силами;

г) если бы мы вышли к Берлину в первой половине февраля силами семи или восьми армий, мы могли бы сорвать прорыв неприятеля от Штеттина и продолжили бы движение на запад».

Маршал Жуков, который в воспоминаниях Чуйкова производит впечатление виноватого, в этом вопросе был солидарен и с ним, и с командующими армиями: Берлин следовало взять как можно быстрее. В соответствии с этим Жуков попытался получить поддержку из Москвы, но Сталин отказался связывать себя обязательствами. Возможно, у него сдали нервы, а быть может, он тоже разделял преувеличенную американскую оценку военной мощи Германии. (В 1965 году Жуков публично заявил о своем несогласии с приведенным здесь изложением событий Чуйковым. Нет необходимости говорить, что на его возражения отчасти наложило свой отпечаток нелестное мнение Чуйкова о нем. Тем не менее Чуйков остается достойным доверия очевидцем, даже если Жуков и прав в своих утверждениях, будто тот неправильно привел некоторые даты и подробности.)

С одной стороны, Жуков был достаточно близок к фронту: его УКВ-рация, которая действовала, даже когда его войска рвались вперед (и сигнал которой ни при каких обстоятельствах не мог быть перехвачен), позволяла ему поддерживать постоянную связь со своими командирами. С другой стороны, он не находился непосредственно в зоне боевых действий своих войск, чтобы разделять их убежденность в том, что противник слишком слаб и может оказать лишь фанатичное сопротивление в отдельных местах, повинуясь безумной стратегии Гитлера держаться до последнего.

Нерешительность советского командования ясно отразилась в двух противоречивых приказах. Первый, от 2 февраля, приказывал армиям Жукова перейти к обороне. Второй, подписанный двумя днями позже Жуковым, гласил: «В течение ближайших дней войскам укрепить свои позиции, доставить достаточное для двухдневного броска количество горючего и боеприпасов и, после стремительной атаки, взять Берлин 15–16 февраля».

Чуйков возражал, что за указанный в приказе период времени невозможно подвезти необходимое снаряжение; по его мнению, для этого требовалось на несколько дней больше. Но, даже при таком раскладе, Берлин пал бы 17 или 18 февраля – когда западные державы находились еще на другом берегу Рейна. (Части генерала Брэдли форсировали Рейн только 7 марта.)