Поэтому легендарное звание Ак Нияз подходит ему больше, чем более позднему Хак-Назар хану, поскольку хак вовсе не означае так, т. е. белый, светлый. Единственно, где поддерживаемая нами версия Сабитова, в части тождества Алаша как предводителя трёх сотен казаков-разбойников и Уруса как первого хана казахов, не вполне сильна – это отношение Уруса к трёхжузовости. При всём уважении к Урус-хану, вряд ли это он подразделил казахов на три жуза и тем более назвал их жузами, он мог лишь определить, или вернее признать, их порядок старшинства.
Те редкие неточности, которые обнаружены у Р. Темиргалиева автором этих строк, вполне профессиональны, понятны и заслуживают полемики. В частности, он, как и советский историк С.Е. Толыбеков, считает переход казахов от казачьих телег («юрт и шатров, установленных на телегах») к разборным юртам существенным фактором выживания, «поскольку тихоходные курени оказывались лёгкой добычей для стремительной ойратской конницы» (Темиргалиев Р. «Настоящая история…», с. 268). Но куренного способа кочевания в Казахстане не было уже в «монгольское» время после победы Чингисхана по всей Великой степи. А казачья телега как «юрта беглецов» отличалась от всех остальных древнемонгольских телег, из которых составлялись курени, именно быстроходностью. По крайней мере, «жизнь на колесах» казачьей телеги позволяла без долгих сборов сменить место дислокации при нападении куренных таборов. В этом была суть древнемонгольской хасах (г) терген, отмеченная таким монголоведом, как Борис Яковлевич Владимирцов в книге «Общественный строй монголов…». Мы надеемся, что Р. Темиргалиев изменит свою точку зрения после более тщательного изучения этого фундаментального труда по данному вопросу.
Точка зрения Р. Темиргалиева по поводу значения фигуры Чингисхана в истории и культуре казахов также подтверждает схожесть наших взглядов. Особенно в отношении религиозной природы заветов и Закона Чингисхана для казахов. В этом отношении мы поддерживаем взгляды такого авторитета казахстанской историографии, как Юдин В.П., и его концепцию чингизизма.
Мы разделяем мнение Р. Темиргалиева об этнической, культурно-бытовой идентичности древнемонголов и кыпчаков, но отрицаем кровно-родственную связь древних монголов и кыпчаков, так как приведённые им свидетельства повествуют либо о военно-тактических целях монгольских полководцев, либо о вполне известных генеалогических связях кыпчаков с определёнными племенами древнемонгольских татар, врагов Чингисхана, а не с нирунами и турлигинами Чингисхана, которые получили собирательное название «татар» на Руси и в Хорезме много позже. Кроме того, мы не согласны с некоторым оттенком принижения для степняков этнообразующей роли языка. Скорее всего, все названные племена на территории как Монголии, так и Казахстана говорили в то время на общем тюрко-монгольском языке, что являлось необходимым условием образования древнемонгольского суперэтноса, хоть и недостаточным.
В целом хотелось бы отметить, что широкое использование Темиргалиевым термина «кипчак» не означает им полной поддержки старого мифа советской историографии о кыпчакском происхождении этногенеза казахов. Он сам подчеркивает на страницах книги, что термин «кипчак» довольно условен и не удобен, так как совпадает с названием древнего тюркского племени. Кыпчаки вошли в состав казахской народности среди многих других племён не на главных ролях. Он считает, что «древние монголы», так же как «татары», «узбеки», «ногаи», являются еще более неудобными терминами, поскольку совпадают с названиями ныне существующих народов и дают повод для ненаучных спекуляций на эту тему. Поэтому Темиргалиев считает по-прежнему важным отдавать дань чисто арабской традиции использовать термин «кипчак» для обозначения территории и кочевого населения Золотой Орды, которая официально тогда уже считалась древнемонгольской («монголо-татары»). Термином «кипчак» действительно пользуются Ибн Абд аз-Захир, ан-Нувейри, ал-Музаффал, аз-Захаби, ал-Умари и очень многие другие мусульманские авторы. Но, к сожалению, эта традиция называть казахскую степь кыпчакской сложилась ещё раньше этих авторов, до так называемого «монголо-татарского нашествия» на Казахстан, и не отражает многих исторических истин. Например, ни один исламский историк не упоминает о таком важном явлении, как деление казахов на три жуза, в то время когда оно уже было. Естественно, что они не могли или не хотели знать, что кыпчаки сыграли намного более важную роль в этногенезе современных татар, чем казахов. Кыпчаки были противниками древнемонгольской государственности, давшей начало этногенезу казахов, что не оставляет профессиональным историкам права считать кыпчаков основным «народом-государством» («ель») в составе казахской народности. Кыпчаки были не единственным и не главным народом среди казахов.
Читать дальше