Его решено было позаимствовать у Юли, которая была инженером. Заодно друзья позвали и Настю. Совместная работа пошла быстрее. Юля первым делом подтвердила, что количество окон по обеим сторонам здания, действительно, разное. Затем несущие стены разбили дом на сектора, в которых размещать прямоугольники кабинетов стало значительно проще. Настя едва успевала стирать только что рожденные нетвердой рукой интерьеры.
Каждый из главных чертежников выработал свою методу: Данька высунул от усердия язык, Яшка сел на подвернутую под себя ногу, и работа закипела…
— Ваше поведение, лейтенант, представляется мне все более подозрительным, — говорил главный гестаповец, тыча в листки перед собой. Вы скрыли от меня многие факты!
— Я не хотел отнимать ваше время на ненужные детали, господин штурмбанфюрер, — Вернер вынужден был стоять навытяжку, больше шеф в своем кабинете ему сесть не предлагал.
— Более того, у меня имеются свидетельские показания, что вы еще с двадцатых годов знакомы с Валерием Мещеряковым!
— Да, я давно знаю своего врага в лицо, — подтвердил Альберт, — но что это меняет? Мой отец погиб в Юзовке, сражаясь с большевиками, это отражено в моем личном деле. Для вас, штурмбанфюpep, Мещеряков и другие Неуловимые Мстители стали врагами в июне 41-го, а для меня они всю жизнь были личными врагами.
— Ваш отец действительно погиб в этом городе, но при очень загадочных обстоятельствах. А его шифровки в белогвардейскую разведку не отличались особой точностью.
— В Берлине нашли время, чтобы достаточно детально ознакомиться с моим делом, и там меня сочли вполне заслуживающим доверия.
— Я придерживаюсь другой точки зрения, лейтенант, и запрещаю вам заниматься делом Мещерякова! Понятно?
— Так точно, господин штурмбанфюрер… Хотите, скажу, как поймать, например, цыгана?
— Вы свободны, — гестаповец высокомерно отвернулся.
Вернер щелкнул каблуками и вышел из кабинета. В коридоре он закурил. Письменный приказ об его отстранении от дел начальник напишет не скоро. Он привык, что его приказы выполняют беспрекословно. Значит, время, по крайней мере сегодня, у него есть. Альберт бросил сигарету и спустился в подвал.
— Откройте восьмую!
Охранник загремел ключом, и Вернер, шагнув в камеру, снова увидел своего врага. Если бы не его покровительство, то диверсанта Мещерякова расстреляли бы три дня назад, в военное время судебная машина работает как хорошо отлаженный конвейер. Или он уже не враг? А кто?
Валерий в недоумении смотрел на черный мундир гестаповца.
— Здравствуйте, — по-русски сказал Альберт, чтобы окончательно деморализовать противника. — Не ждали?
— Не ждал… — Валера все не мог собраться с мыслями. — Вы кто?
— Постарайтесь сосредоточиться. Я — Альберт Вернер, сын Генриха Эйдорфа. Вы доставили мне письмо отца. Я подготовил ваш арест с поличным, но я же до сих пор был гарантом вашей жизни. Обстоятельства изменились. Я помогу вам и вашим партизанам в любом деле, а для себя прошу планы этого здания. Небольшая цена?
— Видно, здорово тебя свои прижучили, гаденыш, — сказал Мещеряков, раз ты ва-банк играешь. Но я тебе не верю. Твой папаша был двойным агентом, и ты вырос такой же.
— Охраняй! — приказал Вернер солдату и вышел из камеры. — Открой! приказал он другому гестаповцу у дальней камеры. Из нее он вывел пошатывающуюся Оксану. Дотащил ее до камеры Мещерякова, но на порог не пустил.
— Ксанка! — Валерка бросился в полуоткрытую дверь, но ему в живот уперся автомат охранника.
— Валера, — после бессонной ночи допросов Оксана плохо соображала. Ты ему не верь, он из гестапо. Это он нас всех поймал.
— Это мой последний довод, — указал на нее Альберт. — Или вы спасетесь, или вместе погибнете. — Вернер передал женщину солдату и тот увел ее в камеру.
— Ну, ты и сволочь! — с силой произнес Валера.
— Я — единственный шанс, — сказал Вернер. — Даже после того, как кто-то из партизан взорвал, кстати неумело, три шахты, вас не отпустили и никогда не отпустят отсюда. Хотя бы потому, что умеете закладывать мины еще лучше. Лично я мог бы подождать еще, но… Охрана шахт была поручена мне, а теперь я… как это?.. В опале. Поймите, другим от вас нужна только смерть, а мне — просто чертежи.
— Откуда я могу знать, что это не провокация, чтобы арестовать еще кого-нибудь из моих товарищей?
— Я не спрашиваю ни адреса, ни фамилии. Чтобы расстрелять вас и Ларионову, нужно только отдать приказ. Хотите, я напишу расписку, что согласен помогать партизанам?
Читать дальше