Коллектив авторов - Вершина Великой революции. К 100-летию Октября

Не случайно поэтому и то, что первоначальный импульс подлинной революции сначала рождается в умах «диссидентской» (и, как правило, творчески наиболее продуктивной) интеллигенции. Другим слагаемым этого процесса является протест творческой части общества против разрушения и подавления подлинной культуры старой системой, которая одной рукой пытается влить в свое дряхлеющее тело «кровь молодых девушек» (развивать культуру), другой тормозит все новое и прогрессивное.

Взрывающая это противоречие революция, как мощный энергетический всплеск социального творчества и антиотчуждения, рождает тем самым и мощное поле, генерирующее потенциал для развития креатосферы. Последнее, в частности, связано с тем, что социальная революция как революция и против отчуждения (а не только против одной из конкретных систем производственных отношений и надстройки) есть вместе с тем и высвобождение из-под социального подчинения (хотя бы на короткое время подготовки и осуществления качественных социальных преобразований) прогресса креатосферы как одной из подчиненных, но постоянно присутствующих в рамках «царства необходимости» «линий» развития Человека. В этом смысле мы можем сказать, что социальная революция, в той мере, в какой она является революцией против отчуждения вообще (а не только одного из его видов) решает и «сверхзадачу» прогресса культуры – снятия отчуждения. Очевидно в этой связи, что императивом коммунистической революции является снятие отношений отчуждения (как системы), открывающее простор для развития креатосферы(культуры, Человека как свободно и гармонично развивающейся личности, биосферы). Мера решения этой задачи революцией(в том числе происходящей внутри «царства необходимости») показывает и меру ее коммунистичности(а вместе с тем культурности и гуманности).

Отсюда, в частности, тот всплеск культуры, которым сопровождается подлинная позитивная социальная революция – будь то Ренессанс как слагаемое буржуазной революции или пред- и послереволюционный подъем культуры в России XX века.

Но всякая революция, как мы показали выше, есть и разрушение старой системы, когда «заодно» с прежней, устаревшей системой производительных сил и надстройкой революционные силы (в XVI–XIX веках – «третье сословие», в том числе буржуазия, в XX веке – трудящиеся, и прежде всего пролетариат) разрушают и материальные, и культурные элементы экономической и политической систем прошлого. В этой диалектике освобождения и разрушения – суть революции, и именно мера этого соотношения (с учетом и меры реакционности, разрушительности прежней системы [20] Так (используем наиболее очевидный пример), слом фашистской модели капитализма и обеспечение победы социал-демократии потребовали массовых человеческих жертв и привели к колоссальному разрушению материальной и духовной культуры (вплоть до массированных бомбардировок городов Германии английской авиацией и уничтожения в ядерном пожаре сотен тысяч жителей Хиросимы и Нагасаки американской «демократией»); какие из этих жертв были необходимы, а какие нет для того, чтобы остановить развертывание на Земле фашистской системы, – сложнейший вопрос. Так же стоит вопрос и в других случаях: буржуазные революции предотвращали дальнейшее варварское угнетение человека, культуры и производства реакционными феодальными системами. Социалистическая революция в России стала (вкупе с революциями в Германии и др.) условием прекращения Первой мировой войны и предотвращения образования в России диктаторской модели все того же «военно-феодального империализма». Есть, однако, и другие примеры псевдореволюций, в которых мера разрушения превышала меру созидания, рождая реакционные социальные системы, выступавшие под революционными знаменами. ) показывает действительную прогрессивность (или реакционность, то есть, по сути, контрреволюционный характер) тех или иных качественных социальных преобразований. И в этом смысле мы имеем теоретически определенную меру, позволяющую отнести всякое качественное изменение общества к ряду революций (при всей их трагической неоднозначности) или контрреволюций (при некотором позитивном потенциале и этих действий).

И все же всякая подлинная революция служит прогрессу культуры. Более того, мы можем сказать, что только тот социальный качественный сдвиг («взрыв»), который способствует [1] новому скачку в развитии креатосферы, [2] рождению системы отчуждения, относительно менее антагонистичной для прогресса культуры, чем предыдущая (или, в коммунистической революции, снятию отчуждения), и [3] росту меры социального освобождения, мы можем назвать подлинной социальной революцией (а не бунтом), праздником не только угнетенных, но и культуры.