Илина Григоричева - Секреты фарфоровой куклы

Вильгельмина и ее дочери приложили все усилия, чтобы сделать их жизнь невыносимой. Такая ситуация начала раздражать Лансдорфа. Эльза души не чаяла в своем муже, во всем его поддерживала.

Поддержала и тогда, когда он загорелся поездкой в Англию, по приглашению своего богатого родственника. Эльзе уже предстояло скоро родить, но, несмотря на это, они спешно отбыли из родных краев.

Вскоре по прибытии в Лондон у них родился сын, которого назвали Теодерих Вольфганг Иоганн, а уменьшительно, по-немецки – Дитц, от имени Теодерих. Они дали такое имя своему сыну в честь его крестного – Теодериха Эммануила барона фон дер Пфальца, который был дружен с ними и открыто называл Фридриха бароном, общаясь с ним на равных. Через два года, когда им отказали в гостеприимстве и всяческой поддержке, семья фон Лансдорф была вынуждена скитаться с одного места на другое, в поисках лучшей доли. С досады Фридрих готов был отправиться назад на родину, но жена, вспомнив о Вильгельмине, сумела его отговорить. Семейство перебралось в Оксфорд, где Фридрих снова стал преподавать в Университете, а епископ назначил ему приход. Там же, на деньги из приданого Эльзы, они купили неплохой двухэтажный домик.

Потекли годы. Рос их сынишка. К удивлению родителей, Дитц с ранних лет начал проявлять огромный интерес к музыке. Фридрих желая, чтобы сын всегда был при церкви, отдал его в обучение к церковному органисту Роберту Лайну. Уже в шесть лет Дитц, или как его теперь все звали по-английски – Дерек [2] Дерек (Derek) – английское произношение древнегерманского имени Теодерих (Theoderich) или немецкого Дитрих (Dietrich). , мог на службе заменить Роберта, когда это было необходимо.

Услышав впервые звуки скрипки, мальчик решил, что будет обязательно играть на ней. Отец о том и слышать не желал, считая это безнравственным занятием. И тогда Дерек учился тайно от него. Мать поддерживала его, понимая, что сын унаследовал от нее живой нрав.

Скоро способный мальчик играл и на скрипке, и на духовых инструментах, а кроме того сочинял музыку. Особых усилий при этом он не прилагал – музыка звучала у него внутри. Когда отец про это узнал, то сильно разгневался. Дереку помогли мать и Роберт Лайн, которые лишь частично убедили преподобного отца, что у его сына талант. Пастору и самому нравились церковные сочинения сына, написанные для органа. Но постоянный страх за нравственный облик единственного отпрыска заставил его пойти на следующее: помня, какой урок он сам получил в детстве, Фридрих решил показать нечто подобное своему сыну.

Однажды вечером, под предлогом прогулки, он повел Дерека в одну таверну, где по достоверным слухам происходили настоящии оргии. Войдя в заведение, ничего не подозревающий мальчик хотел было спросить у отца зачем они сюда пришли, как вдруг замер: на руке у того повисла отвратительная, видавшая виды проститутка.

– Отпустите отца, мэм – пролепетал Дерек, видевший в своем окружении до этого только строгих и чопорных женщин.

– Как ты меня назвал? Мэм? – пьяно расхохоталась потаскуха и обнажила гнилые зубы, обдав Дерека смрадным дыханием.

Он в ужасе отпрянул и увидел другую девку, которая под громкие восторженные вопли пьяных мужчин танцевала на столе, задирая юбки, тем самым показывая исподнее несвежее белье. Такие же пьяные музыканты играли на скрипках.

– Какие холеные красавчики! – не унималась потаскуха, повисшая на пасторе. – Сейчас, сейчас. Ты хочешь сам или привел сыночка? Ему не рано, а?

– Ну все, хватит! – сказал Фридрих, и с непреодолимым отвращением стряхнув с себя проститутку, схватил сына за руку и повел прочь из притона.

Потаскуха от злости, что упустила добычу, разразилась им в след площадной бранью. Какое-то время они шли молча и вдруг у Дерека подкосились ноги, он остановился – от волнения ему стало тяжело дышать. А его отец выглядел очень довольным. Когда сын повернул к нему свое бледное лицо, он сказал:

– Вот для чего пишется такая музыка, о которой ты мечтаешь!

– Отец, простите меня, простите, – разрыдался мальчик, уткнувшись в него.

– Все, все, сынок, идем, – произнес обычно не склонный к нежности пастор и погладил сына по голове, – ты уже достаточно взрослый, чтобы понять, зачем я это сделал. Сейчас я открою тебе одну тайну. Ведь ты сохранишь ее, не так ли?

– Конечно, отец, – всхлипнул Дерек.

– Я был примерно в твоем возрасте, когда видел почти то же самое.

– Вы?

– Да. Только видел я это не в мерзком притоне, а в собственном доме.