Сергей Носов - Тайная жизнь петербургских памятников. Полная версия

Явно не иголка в сене – как же такое можно не замечать?

А все дело в том, что нельзя простым горожанам увидеть памятник. Утаен он от внимания посторонних, почти засекречен. Ныне он находится в парке Военно-медицинской академии, попасть туда можно только через контрольно-пропускные пункты, охраняемые солдатами. То есть нельзя. Если вы, конечно, не примените военную хитрость, впрочем, чреватую последствиями…

Уроженец Шотландии, сын пастора James Vylie (а по-нашему – Яков Васильевич Виллие) поступил при Екатерине на русскую службу полковым лекарем. При Павле он уже был лейб-хирургом, а при Александре ведал всей медицинской частью империи. Он был главным медико-хирургическим инспектором, возглавлял военно-медицинский департамент военного министерства, был президентом Медико-хирургической академии. Он проводил реформы по военному ведомству. Он основал до сих пор (!) издающийся «Военно-медицинский журнал». Более пятидесяти лет он отдал медицинской службе России. У него была репутация гениального врача-администратора. Кроме того, он был автором многих трудов, главный из которых – капитальная «Полевая фармакопея».

У царя Александра, которого Виллие сопровождал во всех военных походах, были основания им гордиться – неспроста же союзные монархи на военном смотре под Парижем благодарили русского царя за помощь, оказанную Виллие раненым союзникам.

В свое время Александр I самолично придумал ему герб, весьма замысловатый (с кровавой рукой…), а во время посещения Англии испросил у принца-регента для Виллие, как английского поданного, потомственное дворянство с титулом сэр и звание баронета.

Виллие завещал свои огромные сбережения – почти полтора миллиона рублей – на развитие медицины в России, в основном на устройство клиники при Медико-хирургической академии (ей дадут имя баронета Виллие). Не желая никого вводить в расходы, о памятнике себе позаботился сам: наказал в завещании установить оный. А также отдельно – фонтан, посвященный богине здоровья Гигиее.

Скульптор Д. И. Иенсен и архитектор А. И. Штакеншнейдер нашли и тому и другому зримые образы.

9 декабря, в день шестьдесят девятой годовщины поступления Виллие на русскую медицинскую службу, памятник торжественно был открыт. Ординарный профессор Я. А. Чистович, произнесший тогда пространную речь, написал о том торжестве целую книгу.

Виллие, обладавший богатырским здоровьем и, по слухам, никогда не болевший, тихо покинул этот мир, едва не дотянув до девяноста. Тот же срок на одном месте – у парадного фасада академии – счастливо отстоял памятник. Академия за это время сменила название и снискала еще большую славу. Ни при царе, ни при Советах памятник, казалось, никому не мешал. Возвышался бы он до сих пор у парадного входа, доступный взорам публики, если бы не случилось однажды уж совсем непредвиденное – борьба с космополитами.

Памятник ее не перенес.

Интересно сравнивать сказанное о Виллие в 1859 году с тем, что писала в 1948-м «Ленинградская правда». Например, на открытии монумента профессор Чистович горячо говорил: «Он весьма скоро, и с искреннею вполне патриотической радостью, увидел плоды своей задушевной мысли: создать в России русскую медицинскую академию; действительно, едва прошло пятнадцать лет со времени вступления его в управление академиею, как между членами конференции ея не было уже ни одного иностранца» [8] Чистович Я. А . Памятник доктору медицины действительному тайному советнику баронету Якову Васильевичу Виллие. СПб., 1860. С. 70. . А вот «Ленинградская правда», 1948-й: «Яркий оруженосец внешней политики Великобритании, направленной против русского народа, всю жизнь преследовавший русских врачей, Виллие тормозил развитие нашей национальной медицины» [9] «Ленинградская правда». 1948. 25 сентября. .

В этой статье, смачно названной «Против раболепия перед иностранщиной в истории русской медицины», Яков Васильевич обвинялся во всех смертных грехах: был, дескать, он и плагиатором, и обскурантистом, и вредителем, и, конечно же, английским шпионом.

Он бы мог быть и вдохновителем врачей-отравителей, дело о которых будет затеяно через четыре года после публикации «Против раболепия…», ведь еще в екатерининские времена, будучи полковым лекарем, молодой Виллие экспериментировал с мышьяком, изобретая средство от блуждающей лихорадки. Тут бы и потянуться «мышьячному следу» от английского шпиона из восемнадцатого века в век двадцатый, но до этого можно дойти лишь моим изощренным умом, идеологи тех «дел» так глубоко в историю, к счастью, не вглядывались.