Елена Семёнова - Слава России

Старуха Марфа все-таки заснула за чтением, и княгиня пожалела будить свою наперсницу. Тяжело опустившись на колени перед своими иконами, она трижды земно поклонилась:

– Господи Всемогущий, даруй мне разумения, как спасти внуков моих и град сей! Ослеп ныне разум старой Ольги, так наставь же меня, как быть!

***

Юные княжичи сердцем не очерствели еще и дружно поделились нехитрою снедью собственного обеда с Щукиным семейством. Щуку и сами знали они – он хотя и не молодечествовал в единоборствах, зато лучник был знатный, такому бы сам Семаргл 4 4 Бог огня в славянской мифологии подарил свои огненные стрелы!

– Вот, кабы мне те стрелы теперь! – мечтательно вздохнул отрок, отнеся еду матери и меньшим. – Всех поганых бы прочь рассеял!

– Сам-то что не ел? – спросил Первуша.

– Жирно мне княжескими яствами тешиться. Ничто, я себе мыша какого-нибудь изловлю. Чай, не помру, я хотя видом и хил, а крепок. А за мать благодарствую! И князьям кланяйся от меня земно. Пусть знают – во всякий час положит за них живот Щука.

Возвратясь в княжий терем, застал там Первуша немалое оживление. Созвала княгиня всех присных на совет. Заспешил и Первуша вослед прочим, притулился у самых дверей, с беспокойством ожидая: что-то будет?

Слово взял хмурый воевода. Описав бедственное положение Киева, он заключил, что самым наипервейшим делом нужно вывезти из города княгиню и княжичей, дабы не подвергать угрозе их бесценные жизни. Святослава с дружиной из дальней болгарской стороны не вскоре ждать, а в отсутствие его помочь может лишь немногочисленная рать воеводы Претича. Но рать та позади Днепра, а перед Днепром, отрезав от него Киев, раскинулись станом кочевники. Претич не может знать грозного положения Киева, а потому необходимо любой ценой донести до него весть.

Словно какая-то сила толкнула Первушу при этих словах. Сам не зная как, очутился он посередь горницы и воскликнул горячо:

– Я пойду! Я доставлю весть Претичу!

С этими словами юноша упал на колени перед княгиней:

– Зарница земли нашей! Княгиня пресветлая! Повели мне переправиться через Днепр! Я черняв, как кочевник, и язык их знаю с малых лет! Никто не заподозрит во мне чужака!

Старая княгиня поднялась с высокого, украшенного самоцветными камнями и золотом седалища. Величием исполнена была ее статная фигура и ее облачение: белая туника с изукрашенной самоцветными каменьями и медальонами бармой, шитый золотом алый плащ, белое, спадающее на плечи покрывало, обрамляющее строгое лицо, золотой венец – символ княжеской власти… Подойдя к крестнику, она положила руку на его приклоненную голову:

– Благословляю тебя, свет мой! Ступай и сбереги себя! Славные воины еще понадобятся нашей земле! Храни тебя Христос, сокол ясный! – с этими словами Ольга перекрестила юношу. А тот благоговейно поклонился ей в ноги, коснувшись челом бархатных алых сапог княгини.

Всхлипывала бабка, провожая внука на подвиг. С завистью смотрели на него юные княжичи и храбрые отроки. Все готовы были сами идти хоть в самое пекло – ради Киева и возлюбленной княгини. Но пошел он, Первуша, сын Дружинин.

Чтобы лучше сойти за печенега, юноша натер лицо, шею и руки сажей, обрядился в провонявшую конским потом одежду кочевника и залег подле тайного лаза под крепостной стеной, ожидая, когда спустится ночь. Едва начало смеркаться, рядом послышалось какое-то шевеление. Первуша молниеносно выхватил нож, но тотчас опустил его, признав в нежданном госте юркого Щуку.

– Ты почто здесь?

– По то! С тобой пойду, – отозвался отрок.

– Не пойдешь, – покачал головой Первуша.

– Почему? Мы же всегда с тобой вместе были! Как братья неразлучные! И на охоте, и на ристалищах, и…

– …и в играх в бабки… – подытожил Первуша. – Щука, здесь уже не игра. А у тебя мать больная и полная изба меньших. Ну как что с тобой? Кто о них попечется?

Нахмурился Щука, но не возражал. Худое, почти прозрачное лицо его, выражало не то досаду, не то обиду.

– К тому же, – продолжал Первуша, – ты не знаешь языка и лицом не схож на печенега. Ты не поможешь мне, вдвоем мы лишь скорее обратим на себя внимание.

Щука поскреб подбородок:

– Ладно, леший с тобой, ступай один. Но если что с тобой, я вместо тебя пойду, так и знай!

Первуша крепко обнял друга:

– Я постараюсь, чтобы тебе не пришлось этого делать.

Щука высвободился, протянул Первуше свой лук со стрелами:

– Пусть и не Семаргловы, но ты все ж возьми. Больше у меня ничего нет, сам знаешь.