Йоханнес Йенсен: Ледник

Теперь он решил отойти на покой.

Он перестал показываться вне своего священного убежища, но продолжал мерещиться своим родичам в полумраке зала, с поднятым молотом в руках, и его старший сын, единственный посвященный, брызгал на него жертвенную кровь и передавал народу привет от великого возницы и мореплавателя.

Видбьёрн, в котором было больше человеческого, чем в ком бы то ни было до и после него, был обожествлен северянами и получил почтительное прозвище Громовика, Молотовержца, Вещего и место на небесах рядом с Древним Одноглазым. Но их кровь осталась в жилах рода. От Дренга, который не гнулся под напором враждебных сил, и от его потомков через Видбьёрна, отца открытого боя, – произошли все короли и бонды [10]Севера.

Коренные северяне достигли большого искусства в земледелии и мореходстве. Они вывозили для себя с востока рабов и жили с ними сотни лет. С течением времени покорители и покоренные скрестились и смешались в один народ, но между ними всегда лежала грань, хотя они и были одного происхождения, – грань, положенная Ледником, глубокая разница в их духовном развитии. Одни, очутившись впереди, были навсегда связаны со своим прошлым; другие жили весь свой век, удручаемые невозможностью догнать первых, которым им страшно хотелось подражать. От свободных мужей, и от пленников, и от их смешанного потомства, среди которого попадались свободные душою работники в ярме и строгие господа с рабской душой, и произошло население Севера и тех стран, где северяне расселились и укрепились.

Видбьёрна, после того как он закрепил место за своим преемником, потянуло в уединение. Однажды ночью он покинул свой зал, сел тайком от всех на корабль и пустил его по волнам. Он чувствовал бремя годов и радовался, что сложит свои кости в море. Корабль качался на волнах в морском просторе, а он сидел и смотрел на сбои сложенные руки. Время перестало существовать для него.

Занялась заря; его друг – солнце взошло на небо. Потом снова погрузилось в море огромным красным диском.

На ночное небо взошла луна с кроткими безжизненными чертами Воор.

На утреннем небе показалась маленькая умершая девочка и тихо светила на море, пока не угасла.

Тогда и он навсегда смежил глаза.

Свейном звали одного мореплавателя; он приплыл на своем корабле к земле, которая почти сливалась с морем и состояла из множества островов, разделенных фьордами и проливами. В одном из этих фьордов он заблудился и так долго носился между всеми этими островами с их широкими мысами и низинами, что страна успела ему полюбиться.

Она отлого поднималась над морем, образуя обширную волнистую равнину, усеянную щебнем и обломками скал, и казалась такой свежей, благоуханно-влажной, словно только вчера вышла из-под ледяного покрова. Свейн высадился на землю и нашел приветливый мелкопесчаный берег с каймой из нанесенных прибоем пестрых камешков, ласково льнувших друг к другу; зеленый дерн доходил почти до самой синевы моря, а подальше, внутри страны, пышно раскинулись луга и болота, светлый молоденький лес, прерывавшийся широкими полями. Всюду было множество чудесной дичи, а фьорд и его притоки, которые, улыбаясь, текли среди цветов, изобиловали рыбой. Небесный свод нежно обнимал эту, едва выдававшуюся из моря землю, показывая ей целые миры облаков и играя снопами лучей, исходивших от притаившегося за облаками солнца.

Свейн отправился дальше, но не забыл низменную страну и вернулся к ней. На этот раз стояла ранняя весна, и дул свежий ветер. Тучки носились взад и вперед, как хлопотуньи-хозяйки; их никто и не думал торопить, а они все-таки спешили управиться со своим делом.

На серых полях росли хвощи, выскочившие рядом с кротовыми кучками, словно тонкие костяные пальцы. В черноземе, который разбух от влаги и наливался на солнце, блестели мелкие камешки, словно влажные глазки, а в бледной траве золотились кое-где желтые цветы точно с подернутыми плесенью стеблями. Южнее склоны холмов начали зеленеть, и в их зелени проглядывали одинокие нежные фиалки, словно крохотные, посиневшие от холода детские личики.

Тянувшиеся вереницей облака отбрасывали тени на влажные поля, которые то темнели, то опять озарялись светом солнца; оно, словно огненное колесо, пробивалось сквозь тучи, обдавало всю землю огнем, оплодотворяло ее и снова исчезало. Облака дышали над землею, словно привидения странствующего моря, проносились над холмами, как бы преследуя друг друга; их подгонял влажный ветер, насыщенный запахом земли.