Пьер Бенуа: Атлантида

— Нас произвели, кажется, в одно время, — сказал он мне. — Мне незачем, поэтому, давать тебе разрешение говорить со мной, согласно традиции, на «ты». Это право принадлежит каждому из нас.

Увы! Напрасные знаки доверия. Ложное доказательство духовной независимости друг от друга. Что может быть, с первого взгляда, доступнее Сахары, открытой для всякого, кто хочет там себя похоронить? А вместе с тем, что может быть замкнутее ее? После полугодовой совместной жизни, после тесного общения, объединяющего лютей на южных фортах, я задаю себе вопрос, — не является ли самым необычайным в моем приключении то обстоятельство, что я отправляюсь завтра в необозримую пустыню вместе с человеком, истинные мысли которого мне так же мало известны, как и Сахара, куда ему удалось меня увлечь?

Первым поводом для удивления, которое вызывал во мне этот странный товарищ по оружию, был его багаж, прибывший вскоре после его приезда.

Когда капитан неожиданно явился к нам совершенно один из Варглы, он привез с собой на чистокровном мехари 13только то, что могло нести на себе, не утомляясь, столь изнеженное животное: свое оружие — саблю, офицерский револьвер и тяжелый карабин — и нескольких самых необходимых вещей. Все остальное прибыло лишь через две недели, с караваном, доставившим на форт продовольствие.

Три сундука весьма почтенных размеров были внесены один за другим наверх, в комнату капитана, при чем напряженные лица носильщиков довольно ясно говорили об их солидном весе.

Из деликатности я оставил Сент-Ави одного, чтобы не мешать ему устраиваться, а сам занялся разборкой привезенной караваном почты.

Он вошел через некоторое время в канцелярию и бросил взгляд на полученные мною журналы.

— Вот как, — сказал он вдруг, — ты и это получаешь?

И он стал просматривать последний номер «Zeitschrift der Geselischaft fur Erdkunde in Berlin».

— Да, — ответил я. — Там проявляют интерес к моим геологическим изысканиям в уэде Мия и в горном Игаргаре.

— Это может пригодиться и мне, — проговорил он, продолжая перелистывать журнал.

— Пожалуйста, пользуйся.

— Мерси. Боюсь, однако, что я ничего не смогу предложить тебе в обмен, за исключением, может быть, Плиния. Кстати… Ты, наверное, знаешь, как и я, то, что он пишет, со слов царя Юбы 14, об Игаргаре. Впрочем, помоги мне расставить мои вещи по местам, и ты увидишь, не подойдет ли тебе что-нибудь.

Не заставляя себя просить, я согласился.

Мы начали с того, что извлекли на свет множество метеорологических и астрономических инструментов: термометры Бодена, Салерона и Фастре, анероид, барометр Фортена, хронометры, секстант, подзорную трубу, компас…

В общем, все то, что Дюверье называет простейшим набором инструментов, которые можно легко перевезти на спине верблюда.

По мере того как Сент-Ави протягивал мне все эти предметы, я раскладывал их на единственном в комнате столе…

— Теперь, — заявил он мне, — остаются только книги.

Я буду их тебе передавать. Сложи их в кучу где-нибудь в углу, пока мне не соорудят для них полки.

В течение двух часов я нагромоздил целую библиотеку И какую! Никогда ни один форт на юге не видел у себя ничего подобного.

Все сочинения, посвященные, с какой бы то ни было стороны, древними авторами Сахаре, оказались в полном сборе среди четырех выбеленных стен этой комнаты в африканском бордже. Тут были, конечно, Геродот и Плиний, а также Страбон и Птоломей, Помпоний Мэла и Аммиан Марцелин. Но, наряду с этими именами, несколько успокаивавшими мое невежество, я заметил еще творения Кориппа, Павла Орозия, Эрастофена, Фотия, Диодора Сицилийского, Солена, Диона Кассия, Исидора Севильского, Мартина Тирского… А также — «Scriptores Historiae Augustae», «Itinerarium Antonini August!», «Georgraphi latini minores» Ризе и «Geographi graeci minores» Карла Мюллера… Впоследствии я имел случай познакомиться ближе с Агатархидом Косским и Артемидором Эфесским, но сознаюсь, что в тот момент присутствие их трактатов в походных чемоданах кавалерийского капитана произвело на меня большое впечатление.

Отмечу еще «Descrizione dell'Africa» Леона Африканского, сочинения по арабской истории Ибн-Халдуна, АльЯкуби, Эль-Бекри, Ибн-Багуты, Мохаммеда Эль-Тунси…

Среди этой вавилонской башни мудрых трудов я припоминаю лишь два, на которых значились имена современных французских ученых. Но и это были Берлиу 15и Ширмер 16на латинском языке.

Нагромождая друг на друга книги разного формата и стараясь, по возможности, удержать их в равновесии, я думал: