Ирина Мальцева - По следу аркуды. Возвращение в Медвежью лощину

Хорошо бы сохатого завалить, размечтался Ужон, горячего молока попить, вытянуть ноги и уснуть, не опасаясь внезапного нападения. Может, так и получится.

Отряд продвигался вдоль реки. Час проходил за часом, и неизвестно, когда закончится ровная рысь коней и мучения пленников. У тех уже не осталось сил. Разбитые в кровь ноги, изрезанные крепкой веревкой запястья. Глаза застилал пот, смешиваясь со слезами боли и отчаяния, глотки пересохли, и казалось, что в телах не осталось ни капли жидкости.

За все время только раз конники останавливались – их главный собирал совет. Они о чем-то жарко спорили, показывали нагайками то в одну, то в другую сторону, кидали шапки наземь, плевали друг другу под ноги, не соглашаясь с тем, что предлагал вожак. Измученные пленники рухнули без сил на землю, вытянув сведенные судорогой ноги и с трудом восстанавливая сбитое дыхание.

Не придя к общему решению, чужаки уселись кружком, не расседлывая коней. Ужон взглянул на пленников. Не нужно быть особо прозорливым, чтобы понять: сил у тех не осталось. Еще час такого бега, и они упадут. И не встанут. У богатыря бледность охватила лоб, нос и рот – первый признак потери сил. У смуглого грудь резко поднимается и опадает, дышит со всхлипами. Рыжий – молодец, но ноги слабоваты. Вон как корчится от судороги. А этот странный, что все оглядывается, будто потерял что, за бок держится. Эта боль Ужону знакома, она может прихватить до кровавой рвоты.

Жаль будет, если пленники помрут в дороге, нужно что-то придумать. Он крикнул одному из воинов, отдал приказ, кивнув на парней. Воин недовольно сморщился, но перечить не стал. Через несколько минут он привел двух лошадей без седел. Лошадки не первой молодости, видать, позаимствованные у пахарей. На шее каждой короткая веревочная узда.

Чужак подвел лошадей, показал парням знаком, чтобы садились попарно. Веревка мешала. Тогда он разрезал веревку, а потом связал пленников так, что Дизель оказался в одной связке с Яриком, а Клим – с Греком. Поняв, что от них требуется, парни кое-как вскарабкались на лошадей.

– Халга-а-а-а-й! – послышалось с головы отряда. Конники вскочили на коней, а один из них ловко хлестнул мирных лошадок. Те споро побежали вслед за другими. Двое воинов были замыкающими и следили, чтобы пленники не свернули в сторону.

Но парням было не до того. Оставшиеся силы они тратили на то, чтобы не свалиться с тряских спин лошадей. Хребты животных нещадно впивались в мягкие места, ногам не во что было упереться, да еще следовало внимательно смотреть, чтобы нижние ветки деревьев не хлестнули по лицу.

Сколько продолжалось это мучение, парни не ведали, но часов шесть – не меньше. Когда солнце упало в кроны деревьев, отряд остановился меж двух холмов. Место было узкое, едва пара всадников разъехалась бы, зато никто врасплох не застанет. Поставив дозорных в начале и конце ложбины, Ужон разрешил развести костер и стреножить лошадей. Каждый знал свое дело, и вскоре на огне зашипели куски дичи – разведчики не только за обстановкой следили, но и между делом настреляли всякой живности.

Пленников привязали к стволу росшей тут же березы спиной друг к другу. Руки их по-прежнему были связаны, и когда один из чужаков принес им воды в мешке из шкуры козленка, то задумался, а как они напьются. Он крикнул что-то Ужону, тот ответил. Тогда воин стал подходить к каждому из пленников и наклонять мешок с водой. Вода текла по лицам, попадала в рот и нос. Парни фыркали, давились, а чужак смеялся над их неловкостью.

Потом о них забыли. Лютые сидели у костра, разрывали руками куски мяса, с шумом грызли кости, довольно вытирая испачканные пальцы об одежду.

– Пожрать бы, – подал голос Дизель. – Полтора дня ничего не ели.

– Подожди, может, дадут чего-нибудь, – откликнулся Ярик. – Не звери же они, и нас тащат за собой не для того, чтобы с голоду уморить.

– Ага, жди, – вздохнул Клим. – Вспомни еще о женевской конвенции 49 года по военнопленным.

– Чего-о-о-о?

– Того!

Они помолчали, обдумывая свое незавидное положение. До них доносился сытный запах жареного на углях мяса, и молодые желудки сводило голодной судорогой. Но голод можно было пережить, а вот неизвестность с трудом.

– Как же так? – снова заговорил Ярик. – Неужели портал не открылся? Значит, мы снова в этом времени. А вдруг провались еще глубже в века? Может такое быть?

– Не может, – ответил Клим. – Когда нас тащили из пещеры, я между камнями видел окровавленную тряпку, которой перевязывал челюсть Волчку.