Владимир Бутенко - Терская клятва (сборник)

Показалось, грянуло землетрясение. Под сапогами залихорадило почву. Высокие темно-рыжие столбы взрывов вал за валом приближались к рубежу батальона. Предполье и передняя линия были напрочь распаханы и разбиты, до неузнаваемости обезображены воронками, каменными грудами бывших укреплений, останками минометов и пушек. Жутко было видеть тела красноармейцев, разбросанные по дымящейся, опаленной дочерна земле.

А тяжелые гаубицы по-прежнему выверено кромсали крымскую землю, дробили колпаки и стены дзотов. Огненные призраки сквозняками носились над землей, обдавая лица бойцов удушливой кислотой дыма и жженого металла. Борис, время от времени высовывая голову из окопа, осматривался, пока не разнесло каменную раму укрытия. Пулемет покосило, на кожухе осталась вмятина. Расчет, за исключением командира, лежал на дне окопа. Пулеметчики, точно в лодке, жались друг к другу, погромыхивая при неловких движениях касками. Их лица, скованные ужасом, пестрели разводами. Они держали «огневое крещение». И каждый переживал его по-своему. Наводчик, не сводя глаз с «железного друга Максима», оглаживал пшеничные усы. Силантий покашливал от точившей горло пыли и и шмыгал носом. По движению губ красавца Антошкина догадался Борис, что тот тихо напевал. Вдруг по щитку с коротким промежутком цокнули два осколка. Позади себя Борис услышал вскрик. Он оглянулся. Василь со стоном выгнулся, упершись ногами в стенку окопа, – и уже в беспамятстве катнул головой по плечу Михайлова. Молодой уралец вскочил, как ошпаренный, поняв, что товарищ умирает. В расширенных глазах мелькнул огонек безумного страха. Борис рванул его за руку:

– Лечь!

И толстогубый Сила, потерянно сполз спиной по сыпучей стенке. Михайлов, потемнев лицом, упокоил голову товарища на патронном коробе. Затем, быстро перекрестившись, большими пальцами сомкнул покойному еще теплые податливые веки…

Смерть, заглянувшая в окоп, потрясла пулеметчиков. Силантий затравленно озирался, будто ища выход, куда бежать. Заметней побледнел Михайлов, однако, терпел с нажитым мужицким упорством.

Залпы стали замирать и – разом оборвались.

Обложная сомкнулась тишина, только в ушах долго стоял тонкий комариный звон. Вслед за командиром вскочили на ноги и пулеметчики. Борис осматривал позиции батальона, над которыми нависал дымовой сумрак, сузивший видимость до нескольких метров. Близ пулеметного гнезда, где находился второй расчет, дыбился сугроб песка. Раздолбанные доты громоздились обломками перекрытий и бетонными глыбами. Оттуда доносились жалобные стоны. Борис видел, как курилась сожженная земля, и плавился понизу раскаленный стеклянный воздух. Нужно было поднять тело погибшего, и он дал команду, остро переживая потерю бесстрашного парня.

Пулемет при беглом осмотре показался годным к использованию. Только на бронированном щитке расписались еще три осколка. Михайлов начал тщательную проверку оружия, а Борис на пару с Силой принялся откапывать товарищей. Поблизости сновали санинструкторы, связные из штаба. Из уцелевших дзотов выбирались солдаты. Офицеры, покрикивая, командовали разбором завалов.

Но едва посветлело от растаявшего дыма, и проступил небосвод, как по укрепрайону раскатилось, стократно повторяясь эхом:

– Воз-здух!

Борис повернул голову в сторону моря, откуда приближался басисто грубеющий гул. С юга, со стороны Феодосии, плыла в поднебесье эскадрилья бомбардировщиков, напоминая угластую стаю. И точно так же, как вожак выстраивает птиц, самолеты стали разбиваться на звенья, разворачиваться в боевой порядок. Потом снизились и – по очереди входя в пике, – начали бомбардировку. Тускло отблескивая на солнце, с устрашающим воем фугасы обрушились гибельным градом…

Борис сознавал всю серьезность положения. Взрывной волной и осколками искорежило пулемет. В заваленном наполовину окопе пулеметчики лежали, выставив одни лица. Борис переглядывался с Михайловым, а «третий номер», здоровяк Сила, безмолвствовал. Ад бомбардировки длился не менее получаса, пока «Юнкерсы», выхолостив смертоносные утробы, не улетели. И снова поразила наступившая тишина. И опять сполна почувствовали они ядовитую тяжесть воздуха, напитанного пороховыми газами. Борис с трудом выбрался из окопа.

– С крещением! – глухо проговорил он, ощущая во рту пресный вкус песка. – Разрешаю обедать, коль оставили фрицы без завтрака. Водка есть?

– У Василя, должно. Он не пил, – ответил Михайлов со вздохом, подавленный потерей близкого товарища и тем, что пулемет вышел из строя.