С Батыем Владимирская Русь дралась отчаянно плохо. Рязанские князья не поладили с пронскими, не знали, выступать или нет. (Героическая повесть о Евпатии Коловрате возникла почти столетие спустя, когда уже росли силы для новой борьбы). Вывели рать в поле, оставив Рязань без защиты и не получив помощи от владимирского великого князя Юрия… А этот трусливый и ничтожный правитель не только Рязани не помог, но и сам бежал, бросив семью во Владимире на произвол судьбы и оставив стольный город без всякой защиты, почему он и был взят в один день.
Поволжские грады сдавались без бою, и ни во что пришли мужество и героическая смерть ростовского князя Василька, город которого сдался Батыю и был пощажен победителем. На Сити не было жестокого сражения, было, увы, избиение беглецов…
Мужественно оборонялись только два города: Торжок, отчаянная десятидневная оборона которого спасла Новгород, и Козельск, под которым монголы простояли полтора месяца. Козельск был укреплен не хуже и не лучше других средних городков тогдашней Руси, и уж несравненно хуже Владимира или Рязани. Нетрудно представить, что было бы, ежели каждый город дрался хоть в половину того, как Козельск! Монголам едва ли удалось бы продвинуться дальше Переяславля.
Зло коренилось не только и не столько в жестокости завоевателей, зло, как червоточина в яблоке, коренилось в самой Руси. А с Батыем, оказавшимся на Волге почти без войск после возвращения в Монголию приданных ему туменов, вполне удалось поладить, что и сделал Александр Невский, понявший в ту пору, что агрессия Запада куда страшнее для судеб страны, чем Орда, а для того чтобы вновь обрести независимость, надо прежде дождаться появления новых сил, желающих бороться с врагом, а не друг с другом, и объединить страну.
И опять спросим: почему Александру удалось это? Почему поладили? Сами стали собирать дань, тихо-тихо теснить татар, сколачивать воедино уделы и княжества… Непросто было! Зело непросто! Тем паче когда на Волге взяли перевес бесермены.
И опять спросим: почему Александру удалось это? Почему поладили? Сами стали собирать дань, тихо-тихо теснить татар, сколачивать воедино уделы и княжества… Непросто было! Зело непросто! Тем паче когда на Волге взяли перевес бесермены. И все же, почему удалось? Почему даже и после принятия мусульманства Ордою московские князья по-прежнему использовали власть золотоордынских ханов в своих интересах и в интересах собирания страны?
Тысячелетний опыт сживания со степью стоял за плечами русичей. Потому монголы-несториане и бежали на Русь. Потому распрямившаяся после Куликова поля Россия и шагнула сразу в Сибирь, подчиняя себе бывшие земли улуса Джучиева, и не остановилась, пока не дошла до иного «последнего моря» – до берегов Тихого океана и крайней оконечности Азии…
И не просто дошла, а стала обживать и осваивать Сибирь, мешаясь с местными «инородцами». Что толкало? Что двигало? Что помогало обихаживать и заселять? Опыт, опыт тысячелетнего сживания с Востоком. Иначе, ежели бы одна нажива, – ушли. Ограбили и ушли! Но остались. Пахали. Женились на бурятках. Рубили города…
Этого еще нет, пока нет, и будет очень нескоро!
Симеон с уважением к хану (Джанибеку) подумал о том, что мет храбр истинно: храбр трубной способностью обличить самого себя. Вообще между двумя правителями была нить симпатии, можно даже сказать дружбы, и каждый оставался верен и помогал друг другу.
Симеон Гордый женится третий раз без ведома митрополита на тверской княжне Марии. У них было 3 сына. Один умер во младенчестве, а другие 2 в возрасте 2,5 лет ~0,5 мес. от эпидемии чумы потом сразу и умирает князь Симеон.
26 апреля. Сразу кинулись в орду суздальские и новгородские князья. Но Джанибек, выслушав всех, приняв по обычаю от русских князей нескудные дары и оглядев спорщиков, своим грустно-насмешливым взглядом, исполнил последний долг дружбы, сотворив то, что еще мог сотворить для покойного и о чем, наверно, попросил бы его сам князь Симеон, – передавши великое княжение все целиком, без разделов и споров единственному брату, князю Ивану Ивановичу.
Память человеческая капризна и пристрастна, лишь с отдалением в глубины времени становится внятной большинству истинная ценность личности тех, кто так или иначе оставил свой след в истории.
Но и в этом упряживающем и воздающем суде времени есть свои любимцы и пасынки. Человечество больше помнит и чтит лиц ярких, события громкие и громозвучные; помнят полководца, прославленного победами, но того кто подготавливал в тишине и трудах грядущий всплеск воинской славы. Смен Иванович, Симеон Гордый, русский князь середины великого XIV столетия, почти из небытия создавшего к концу своему мощную державу Русь Московскую, в последующие три века переплеснувшую все мыслимые границы в стремительном росте совеем – князь этот, сын Ивана Даниловича Калиты, принадлежит как раз к таким лицам, незаслуженно и капризно полузабытым, хотя без деятельности его, как видится сейчас, сквозь туманы веков, во многом самоотверженно-героической, Москва, по-видимому, не стала бы столицею земли, уступив место тверскому иди суздальскому княжескому дому. Семен Иванович сумел сохранить, закрепить и укрепить дело отца своего, доведя, додержав землю и власть – великое княжение владимирское – до начала нового национального подъема Владимирской Руси, ставшей, к той поре, уже Русью Московской.
Читать дальше