Андрей Воронов-Оренбургский - Фатум. Том первый. Паруса судьбы

После чего было передано Рождественское поздравление его величества и, заглушая победное русское «Ур-р-а!!!», грянул оркестр.

И вот, под виртуозные пассажи скрипок, по блестящему паркету заскользили дамы и кавалеры.

Музыканты играли вальс, и канцлер Румянцев почувствовал, как его тело захватывает этот будоражащий ритм, как сердце обдувает столь знакомый с юности холодок восторга… Но, увы, лета брали свое. Графу почти пробило шестьдесят, и хотя он, как прежде, был осанист и свеж лицом, все же предпочитал наслаждаться шампанским за спокойной застольной беседой.

Министра позабавил горячий порыв его любимца − два-дцатисемилетнего князя Осоргина, доблестного морского офицера, капитана, известного «бомбардира» женских сердец, жившего широко и блестяще… Алексей размеренной походкой подошел к выбранной пассии. Высокий и прямой, как тополь, он был на заглядение хорош. Князь умел носить мундир, равно и фрак, как это умеют далеко не многие. В нем чувствовались порода и та, отчасти надменная, но весьма пикантная уверенность и непринужденность в движениях, которой так завидовали в обеих столицах.

Вышколенный до струнного звучания лакей почтительно склонил голову, задерживая перед графом золоченый поднос. Николай Петрович рассеянно поставил пустой фужер, прислушиваясь к оживленному разговору.

Говорили о том, что армия кровью искупила святой пожар Москвы, который осветил дорогу на Париж, что Наполеон бежит, а вся Европа рукоплещет православному штыку, что решительно не сыскать уголка, где бы не чест-вовали нашего солдата, и что не за горами день, когда Царь-Избавитель въедет на белом коне в Париж…

От таких откровений в душе Николая Петровича разливался бальзам. Брала терпкая гордость за Отечество, за царя и за принадлежность к сему великому, непобедимому славянскому племени.

− А-а-а, вот вы куда запропастились, граф! − ему лукаво улыбался раскрасневшийся после двух туров вальса Михаил Матвеевич Булдаков.− А отчего одни? Без дам?

Румянцев ответил теплой улыбкой первенствующему директору Российско-Американской Компании:

− А вы при интересе, Михаил Матвеевич?

− Полноте, ваше сиятельство, в наши ли лета амуры крутить? Куда нам тягаться взапуски с Осоргиными, не та прыть… А князь один, без своей англичанки? Как, бишь, ее?

− Леди Филлмор,− помог Румянцев, морщась от имени заморской красавицы, и добавил: − Да, как будто один.

− Странно… Впрочем, какое мое дело.

Булдаков усмехнулся, расправив плечи; взгляд серых глаз схватился строгостью, губы сомкнулись в прямую линию.

Сквозь смех и шум донесся голос церемониймейстера:

− Mesdames, messieurs, j’invit vous la polonaise! 2 2 Мesdames, messieurs, j’invit vous la polonaise! − Мадам, месье, прошу всех,− полонез! (фр.).

Когда зазвучал оркестр, канцлер в сопровождении своего старинного друга уже шел в игорный зал, где на зеленом сукне азартно и свежо раскладывался белый атлас карт, делались ставки и крутилось колесо Фортуны.

Игра взялась крупная, острая: трещал срываемый картон свежей колоды, карты сдавались умело, без суеты, но споро. Ставки начались с трех тысяч, затем взлетели до десяти. Румянцев присоединился: он не любил мелочиться, зато любил риск; тот приятно щекотал нервы.

В ту Рождественскую ночь ему на редкость везло,−масть сама шла в руки; и он, без сомнения, мог пытать счастье и сорвать банк, когда в игорном зале запестрели алым мундиры англичан. У стола, где восседал Николай Петрович, нежданно раздался скрипучий, как каретное колесо, голос лорда Уолпола:

− Черт побери! Где этот старый лис?!

Вопрос прозвучал жестко, точно удар шпицрутена, и повис в притихшем зале. Игра встала, карты упали на стол, все повернулись к английскому послу.

Лорд Уолпол, затянутый в красное сукно мундира, с короткой шпагой на белой портупее, стоял впереди дипломатического корпуса союзников-англичан. Белесая нитка усов зло дергалась.

Нестройно загремели отодвигаемые стулья. Все встали, потрясенные невиданной дерзостью.

Румянцев дипломатично сделал вид, будто не понял адресованной ему реплики, хотя сочетание «старый лис» резануло по сердцу и лицо охватило жаром, как от пощечины.

− Милостивый государь,− он понимал всю серьезность и ответственность сложившейся ситуации и был предельно вежлив.

− Извольте объясниться пред господами, кого вы имели в виду?

− «Кого вы имели в виду»,− съязвил лорд Уолпол.−Вас, сударь, вас − того, кто не без умысла водил Англию за нос и сокрыл английскую ноту от американской миссии!