Ярослав Яковлев - Пять фотографий из Великого Новгорода

– Вроде бы и похожа на киевскую… Но, скорее, нет, – сказал Марк, а про себя подумал: «Ветер вокруг дует совсем другой».

– Неудивительно, что они в чем-то совпадают, – объяснила Зоя, остановив Марка на некотором расстоянии от собора. – Строили наш собор пять лет, с 1045 года. Начали возводить сразу, как закончили строить киевский. Пригласили греков и киевлян. Понятно поэтому, что без киевского влияния не обошлось. Но и отличий много. Во-первых, новгородская София стилистически проще. Одно то, что у киевской изначально было 13 глав, а у нашей – пять, о многом говорит. (Есть ещё шестая – над лестничной башней южнее западного входа). В любом случае, у нас и внутреннее, и внешнее убранство строже. Практически нет мрамора, cюжетной мозаики, да и вообще, первые полвека храм стоял практически без декоративного убранства. Словом, наша София собраннее, суровее, севернее.

– Зачем на Руси была нужна ещё одна София?

– Пожалуй, так обозначались центры тогдашней феодальной Руси, – ответила Зоя. – Примерно в те же годы возвели Софию в Полоцке, теперь это Беларусь. Софийский собор как большой общегородской храм – это традиция, восходящая к константинопольской Софии. Прямая аналогия с Царьградом.

– А ворота эти какие-то католические… – протянул Марк, указывая на западный портал собора.

Зоя улыбнулась:

– А они и есть католические. В Новгороде долгое время бытовала легенда, что они попали сюда как военный трофей из Сигтуны, тогдашней столицы Швеции. На самом деле их сделали в Магдебурге, в Германии, для польского города Плоцка. Их и заказал тамошний архиепископ. То ли в XIV, то ли в XV веке они попали в Новгород, но при каких обстоятельствах – не ясно.

– Что тут? Библейские сюжеты? Про человека новгородского, конечно, ничего?.. – деланно вздохнул Марк.

Зоя снисходительно улыбнулась и продолжила:

– В основном тут новозаветные сюжеты, есть и несколько ветхозаветных, например, «Сотворение Евы». Это редкий сюжет. По крайней мере, мне известно только о двух таких изображениях – здесь, в Новгороде, и в Sainte Chapelle в Париже. Рядом с ним – фигурки двух мастеров, отливших эти ворота в Европе. И новгородский мастер Авраам, который собрал и дополнил врата – а их ведь привезли как пазл, разобранными на куски, – изобразил себя и даже подписался под своей работой…

– Я думал, средневековые люди были несколько скромнее, – с иронией заметил Марк.

– В чём-то были скромны, в чём-то – нет, – рассмеялась Зоя. – Вот сейчас внутрь зайдём, увидите, сколько в Софии надписей, которые оставляли там люди. Не стеснялись писать свои мольбы к Богу, иногда выцарапывать какое-то подобие дневниковых записей, некоторые даже вступали чуть ли не в письменные перепалки друг с другом прямо на стенах храма.

– И сколько они там… нацарапали?..

– Сейчас говорят о примерно 800 надписях. Конечно, глубоко исследованы не все, но я вас уверяю, вашей там нет. Уж о такой бы знали и говорили все. Но если вы уж взялись за эту тему, то просто обязаны понять, что это такое – софийские граффити.

И Зоя подхватила его под локоть.

Они поспешили к входу в храм. И пока шли, за эти пару минут, Марк успел додумать мысль, которая пришла к нему несколько часов назад, но всё не могла окончательно оформиться. Каким разным, выходит, может быть город, казавшийся безнадёжно скучным. От типового – к уникальному, от будничного – к торжественному, от – функционального к божественному…

И это он ещё почти ничего не видел. Как тут уложиться в три дня, да ещё и задание выполнить.

В соборе было немноголюдно, но в атмосфере отчего-то ощущалась суета. Этого Марк не ожидал: заходя в тысячелетний храм, заранее настраиваешься на сдержанное безмолвие. И хотя местный влажноватый воздух, действительно, наполнен спокойствием, чувствуется, что здесь параллельно идёт и мирская, обыкновенная жизнь, будто напоминая: да, в первую очередь София – православный храм, но он открыт и для тех, кто пришёл сюда не для молитв. Через минуту Марк понял, в чём дело.

В нескольких метрах от него пожилые хлопотливые служительницы сворачивали в аккуратный рулет бордовый узорчатый ковёр. И хотя руки напарниц работали сноровисто, давалось им это, видимо, нелегко. В какой-то момент, разогнувшись и потерев поясницу, одна из них обратилась к Марку:

– Молодой человек!..

– Я? – спросил Марк (когда в храме к тебе обращается бабушка, становится как-то не по себе).

– Ты, ты… Слушай, хороший мой, не в службу, а в дружбу: заверни ты ковёр до конца, а потом отнеси, куда надо, я тебе покажу. Увозить его куда-то собрались, в чистку, что ли… Мы с Ниной Георгиевной с этим ковром уже измучились!..