Николай Дмитриев - Карта царя Алексея

Оба подьячих, смекнув, что пора уносить ноги, бочком-бочком подались в сторону и, отойдя подальше, спрятались за бревенчатой оградой. Из своего укрытия они какое-то время наблюдали, как стрельцы гонят прочь любителей кулачного боя, и, когда Матвею показалось, что можно уйти незаметно, он толкнул локтем жавшегося у него за спиной Первоя.

– Прендзе! [24] – А затем осторожно, так чтоб не попасться стрельцам на глаза, начал пробираться вдоль ограды.

Испуганно пыхтящий Первой не отставал от Матвея ни на шаг, но когда они, обогнув ограду, оказались в безопасности, он удивлённо спросил:

– Ты это давеча по-каковски сказал?

– По-польски, – буркнул Матвей и уверенно завернул в грязноватый проезд между посадских дворов.

Первой знал, что Матвей был на Украинской войне, и когда стрельцы остались где-то там сзади, полюбопытствовал:

– А что, в Польше тоже кулачные бои есть?

– Пхе! – презрительно фыркнул Матвей. – Сказал тоже. Кулачной бой, оно что? Глядеть противно на такое непотребство. Лупят друг друга по мордам, аж юшка в стороны, да ещё норовят и нос расквасить…

Выслушав Матвея, Первой шагов двадцать шёл молча, а потом, решив что-то про себя, заключил:

– Значит, в Польше и там дальше в немецких землях такого непотребства нет…

– Знамо, нет, – вспомнив про Польшу, Матвей оживился.

– Там, гадаю и жизнь спокойнее? – предположил Первой.

– Ну, в Польше оно не особо, – Матвей немного подумал и убеждённо сказал: – А вот в немецких землях, там да, чинный порядок…

– Вот бы пожить там! – вслух помечтал Первой.

– Хе, – усмехнулся Матвей, – чтоб там жить, деньги надо.

– И всё равно, если случаем деньжат раздобыть, можно б, – не отступался Первой.

– Их и тут добыть можно… – Решив что-то про себя, Матвей приостановился и со значением глянул на товарища.

Сразу поняв, куда тот клонит, Первой оживился:

– Подскажи как?

– Да есть у меня иноземец знакомый, зело любопытный. Ежели ты ему что расскажешь, он отблагодарит. – Матвей запнулся, словно решая, сказать или нет, но потом закончил: – Ежели охота есть, могу свести…

– Так сведи, – не раздумывая согласился Первой и прямо на ходу принялся расспрашивать про иноземца…

Приспущенные паруса потеряли ветер, и, сбавляя ход, купеческий галеон начал медленно входить в широко раскинувшееся речное гирло. Убедившись, что маневр прошёл удачно, капитан, стоявший возле нактоуза, пригнул поля шляпы так, чтоб холодная морось не попадала в лицо, и махнул рукой.

Бортовой фальконет [25], послушно выпыхнув язык пламени, окутался дымом, и над водяной гладью, вызывая лоцмана, прокатился, замерев в отдалении, гром пушечного выстрела. С недальнего берега, видимо, уже давно следили за приближающимся кораблём, и от уреза почти сразу, подняв косой парус, отвалил мореходный ял.

Довольно скоро лоцманское судёнышко приткнулось к борту почти остановившегося галеона, и на палубу по спущенному для него трапу поднялся рослый бородатый мужик в подпоясанном кушаком кафтане. Оглядевшись, он безошибочно определил капитана и, обращаясь к нему, громко сказал:

– С благополучным прибытием!

Потом по узкой лестнице поднялся на мостик, по хозяйски встал сбоку большого штурвального колеса, уверенно взялся за его отполированные ладонями рукоятки и, показав на приспущенные паруса, распорядился:

– Поднимай помалу!

Ведомый лоцманом галеон неспешно набрал ход и медленно поплыл по реке между берегов, густо поросших лесом. Там, где деревья местами отступали, виднелись одинокие строения, потом они пошли гуще, и вот впереди замаячил город. На фоне серого северного неба отчётливо прорезался и остроконечный шпиль кирхи, высившийся над оградой Иноземного двора, и купола церквей, а по мере приближения стали хорошо видны и жавшиеся к воде бревенчатые дома да отстоявшие чуть в стороне от них каменные монастырские стены.

Когда же купеческий корабль подошёл к самому городу, лоцман приказал снова приспустить паруса и круто повернул руль. Речное течение мягко прижало судно бортом прямо к пристани, и крашенная охрой грубовато вырезанная из дерева в полтора человеческих роста фигура морской девы почти что повисла над пирсом.

Пока боцман хлопотал со швартовкой, капитан спустился в жилую палубу и прямо у дверей каюты столкнулся с пассажиром, наконец-то решившим встать на ноги. Весь путь, мучимый морской болезнью, он не отрывался от койки, но сейчас, после того как галеон довольно долго шёл по тихой воде, вроде как оклемался.