Виталий Гадиятов - Прииск «Безымянный»

Иван послушно кивал головой, а Кузьмич, докурив папиросу, в очередной раз брал лоток в руки, и тот, как послушный кораблик, плавал в воде. Он то крутил его волчком, то двигал вперёд, то возвращал назад или клал с одного бока на другой, то резко останавливал. При этом шлих катался по всей плоской поверхности лотка, лёгкие песчинки уходили вместе с водой, а чёрный шлих оставался в бороздке. У Ивана вначале ничего не получалось. Лоток, загруженный породой, тонул, и, чтобы его удержать, приходилось прикладывать немыслимые усилия. Потом студент приспособился, стал буторить острым носиком геологического молотка. Желтый глинистый шлейф поплыл вниз по ручью. Увидав, как легко его ученик вышел из затруднительного положения, Кузьмич только ухмыльнулся.

– Можно, конечно, и так пробуторить, если здоровье не позволяет, да только хороший промывальщик так не моет. Для этого есть гребок. Вот им и перемешивай породу, а муть сливай. Тебе, Ваня, надо срочно поправить здоровье. Я вижу, нет у тебя сил, а тайга, она, знаешь, слабаков не любит.

От обиды Иван чуть не бросил лоток. Слабаком его никто ещё не называл. Высокий, широкий в плечах, Иван в институте играл в волейбол, участвовал в легкоатлетических кроссах и лыжных гонках, занимался гирями. Его голубые глаза и приветливая улыбка свели с ума ни одну однокурсницу.

«Я пятьдесят пять километров отмахал по этой самой тайге, а он мне – слабак. Сам ты слабак, попробуй пройди столько!»

– Вообще, твоей сообразительности могут позавидовать многие, – словно почувствовав дурное настроение студента, бросил ему леща Кузьмич. – Всё у тебя получится, только нужно терпение. Никогда не горячись, а то, я вижу, ты норовишь всё сделать быстро, а тут выдержка нужна. И ещё учти, что кроме умения удержать на лотке золото надо познать все тонкости и, главное, найти место, где отобрать пробу. От этого зависит результат твоей работы, а может даже, и всех поисков.

Кузьмича считали лучшим промывальщиком экспедиции. Как он оказался в партии Белкина, Кузьмич никогда не говорил, но зато любил рассказывать о своих приключениях и особенно о том, как работал на Алданских золотых приисках. Промывальщик открыл Ивану свою душу: поведал, как искал богатые россыпи золота, и какие сильные люди окружали его в тайге. В конце полевого сезона студент знал многое из его биографии и в душе мечтал оказаться на Алдане.

Видно, в те дни у Брукса укрепилось желание во что бы то ни стало попасть на Алдан. Но судьба распорядилась иначе: после окончания института вместе с красным дипломом ему вручили направление на работу в Магадан. На угловой печати он увидел надпись: «ГРУ треста “Дальстрой” Министерства цветной металлургии МВД СССР» [9]. В то время Магадан ассоциировался с Колымой – край света, куда ссылали заключённых.

А ещё это был край жутких морозов и вечной мерзлоты – гиблое место, чуждое всему живому.

На поезд Москва – Владивосток, которым он должен был ехать почти до конечной станции, билетов не оказалось. Не осталось их ни на ближайшие дни, ни на последующие. Подумав, Иван пошёл к начальнику вокзала, и, когда тот увидел дальстроевское направление на работу, билеты сразу нашлись, и на выбор. Так впервые он узнал, какой страх испытывают люди к организации, через которую прошли тысячи узников ГУЛАГа.

За окнами поезда мелькали степи, горы, бескрайняя тайга, и однажды, когда только занималась заря, Иван увидел Байкал. Над водой стелился плотный белый туман, а на горизонте тёмно-серое небо сменилось тёмно-синим, потом стало зеленовато-голубым и наконец розовым. Вдруг всё вокруг изменилось: ослепительным потоком полились солнечные лучи. До самого горизонта лежала водная гладь, а над ней висели редкие островки тумана. Неожиданно поезд замедлил ход и, дёрнувшись, резко остановился. В мгновение ока Иван оказался в ледяной воде. Сбылась его давняя мечта.

В находкинской «транзитке», как называли ведомственную гостиницу «Дальстроя», казалось по-домашнему чисто и уютно. По записке дальстроевского представителя Ивана определили на постой в хорошем номере и даже покормили, а потом принесли билет на пароход до Магадана. Капитальное здание «транзитки», как памятник сталинскому режиму, возвышалось над городскими домишками, пугая своей мрачной безмолвностью. Здесь останавливался только начальствующий состав этого ведомства, а заключённых ждали бараки за колючей проволокой, с часовыми на вышках.

Светило солнце, дул лёгкий ветерок, приносивший прохладу и запах морской воды. Иногда в воздухе ощущался едкий запах йода, доносившийся от морских водорослей, выброшенных на берег могучими волнами. Иван брёл по песчаному берегу Японского моря, волны с тихим шелестом накатывали на ноги.