Ольга Елисеева - Без права на награду

Рубка была очень короткой. Тот, второй, действовал умело. Два удара. Третий от плеча к седлу. Готов парень.

– Странно, что вы живы! – Такое мог сказать только идиот.

Курьер, которого пропустил вперед Шурка, склонялся над ним и пытался рассмотреть рану.

– А крови-то и нет. – У него было добрейшее, простодушное лицо. Очень породистое и в то же время какое-то беззащитное. Что мало гармонировало с парой уложенных рядышком противников.

– Я вас знаю, – едва слышно выговорил Бенкендорф. – Видел в ложе «Соединенных друзей». Вы князь Волконский?

– Серж, – новый знакомый расплылся в улыбке, отчего стали видны все его зубы. – Я нынче служу при штабе Барклая. Вот послан…

Ах, да, он послан! Шурка с бранью поднялся на ноги. У него было чувство, что в грудь попало ядро. Но нет. Когда полковник расстегнул форму, стало понятно произошедшее – стальной ажурный крест королевы Луизы [12], большой, чуть не с ладонь – принял на себя пулю. Хорошее немецкое литье! Даже не погнулся. Зато под ним во всю ширь ребер расплывался синяк. Такой огромный, какого молодые офицеры не припомнили бы.

– Вам надо в лазарет, – сказал Серж.

– А вам к князю Багратиону! – разозлился Бенкендорф. – Как вы осмелились вернуться? Почему не продолжили путь?

Волконский опешил. Вместо благодарностей его ругали. Видимо, так случалось часто. Потому что длинные загнутые ресницы курьера задрожали, а на лице появилось растерянное выражение: я опять что-то сделал не так?

– Но ведь вы же… Но ведь вас же…

Вместо ответа, полковник схватил сумку, висевшую у нового товарища на боку, и ощупал. Полная! Слава Богу!

– Это, – проговорил он, – важнее и моей, и вашей головы вместе взятых. Я потому и поскакал наперерез, чтоб дать вам время.

По растерянному лицу Сержа было ясно: он искренне раскаивается, но… не понимает.

– А вы бы разве за мной не вернулись?

Не надо задавать ему подобных вопросов! Он не знает! Не знает. Вероятнее всего, что так. Но служба требует. Следует отнестись разумно… Есть долг!

Бенкендорф поймал повод своего коня и начал влезать в седло с видом восьмидесятилетнего казака, решившего тряхнуть стариной перед внуками.

– Вы слишком хорошего мнения о людях, – бросил он. – Сейчас скачите как можно быстрее. Вы уже припозднились. Назад попросите лошадь, зовут Жозефиной. Она вас вынесет очень аккуратно.

После поездки Бенкендорф, конечно, не пошел в лазарет: сочтут, что отлынивает. Но решительно заявил, что должен отлежаться. Продемонстрировал синяк. Ему поверили. Велели убираться в сени штабной избы и на крики порученцев не дергаться. С той минуты, сколько бы ни орали над ухом, полковник дрых, а как проснулся, пошел искать внезапного спасителя.

Стоило заново познакомиться. Порядочным образом.

Адъютанты Барклая обитали в Главной квартире на окраине Дрисского лагеря. Эта чудная позиция возмущала всех, но почему-то никто не осмеливался выказать своего протеста государю, с упорством, достойным лучшего применения, защищавшему достоинства Дриссы [13].

С холма хорошо просматривался правый берег Двины, река делала большой изгиб, обнимая подобие деревянной крепости. Возможно, прусский генерал Фуль, разработавший накануне войны эту позицию, держал в уме римские лагеря. Неудачный опыт. Три моста, переброшенные через реку в тылу, служили единственным средством к отступлению. Перерезав их, враг мог целиком окружить армию и раздавить, используя численное превосходство.

Сколько было сказано о Дриссе обидного! И справедливого с любой точки зрения.

Уже подходя к огромной штабной палатке, холщовую крышу которой колебал ветер, полковник услышал навязшие в зубах разговоры:

– Местность командует лагерем, а не он ею.

– Мы преграждаем путь неприятелю или освобождаем его?

– При нашей малочисленности Бонапарт просто обойдет Дриссу, переправится через Двину и вклинится в глубь империи. А мы пальцем не сможем пошевелить.

Наконец, чей-то уверенный голос сказал:

– Это или глупость, или предательство. Выбирайте любой ответ.

«Каково смело говорят, – подумал Александр Христофорович. – Напугать, что ли?»

Он сунул голову в палатку:

– Господа, не стоит забывать, что стены вашего жилища из тряпки.

На него воззрились весьма неприязненно, а, разглядев знаки различия, нехотя начали вставать с мест и оправлять ремни.

– Вы что же, одобряете Дрисский лагерь? – осмелился спросить один из адъютантов.