Теодор Мундт - Граф Мирабо

Внезапно, точно трубным звуком, разнеслось по всему замку известие о прибытии генерала Лафайетта. Поднятый ото сна, которому предался с поразительной беспечностью, он вскочил на лошадь и с бурной поспешностью прискакал к замку. За ним следовали сильные отряды национальной гвардии, распределившиеся, по его приказу, в замке и занявшие все коридоры; скопившиеся здесь толпы народа были мгновенно вытеснены, продолжая, однако, шумно волноваться по дворам замка.

В эту минуту на горизонте взошло яркое осеннее солнце и, казалось, возвещало рассеивающимся уже теперь картинам этой страшной ночи начало умиротворения.

Стоя перед королем, Лафайетт старался найти слова успокоения и надежды, но вместе с тем дал понять, что отъезд в Париж неизбежен. Людовик XVI имел измученный и озабоченный вид. Со всех сторон теперь обращались к нему с просьбами изъявить согласие на перенесение королевской резиденции в Париж. Королева стояла в стороне, избегая встречаться глазами с королем. Наконец, решительным голосом король произнес, что около полудня он выедет в Париж. Известие это быстро переходило из уст в уста. Внизу, по дворам, в толпах народа началось громкое ликование.

Король вышел рядом с Лафайттом на балкон для подтверждения этого известия, которое было принято с невероятными радостными кликами, бесчисленными возгласами в честь короля и ружейной пальбой. В минуту же перерыва этих изъявлений восторга слышались сильнейшая брань и проклятия королеве.

Лафайетт вывел на балкон и королеву. Величественно, твердой поступью, появилась она, держа одной рукой дофина, а другой Madame Royale. На это внизу раздался громкий голос: «Прочь детей!» Мария-Антуанетта едва заметным движением руки втолкнула детей обратно в залу и одна рядом с Лафайеттом встала на балконе, с невыразимым спокойствием и достоинством скрестив на груди руки, и, казалось, с гордостью ждала своей смерти. Тут Лафайетт, взяв руку королевы, поцеловал ее. Тогда воздух потрясся всеобщим радостным криком народа, и раздался со всех сторон давно неслышанный возглас: «Да здравствует королева!»

Несколько часов спустя экипаж с их величествами направился по большой дороге в столицу.

Через две недели после этого проследовало в Париж и национальное собрание для продолжения там своих заседаний.

Это было предложено графом Мирабо, который при этом заявил, что национальное собрание должно быть неразлучно с особой монарха.

Третьего июля 1790 года Мирабо в обществе графа де ла Марк сел в экипаж для поездки в Сен-Клу, куда давно уже влекли его пламенные желания.

С начала лета двор пребывал в замке Сен-Клу, где среди тихого, бездеятельного уединения хотел переждать события. Положение его не ухудшилось, но и не стало лучше. Каждый день начинался для короля и королевы новой опасностью и заканчивался сомнительным успокоением. Мирабо находил, что король должен предпринять что-нибудь решительное, чтобы прервать это продолжительное болезненное состояние монархии. С некоторых пор он ежедневно молил графа де ла Марк устроить ему свидание с королевой Марией-Антуанеттой, возлагая на личные переговоры с ней большие надежды. Он думал, что, обменявшись с ней двумя словами, он сумеет убедить ее, что следует делать.

До сих пор граф де ла Марк противился этим настояниям, зная страх и отвращение королевы к Мирабо, недавно еще в разговоре вновь ему подтвержденные. Уничтожить предубеждение королевы взялся австрийский посланник в Париже граф де Мерси, снискавший последнее время доверие королевы. Взрывом восторга встретил Мирабо накануне сообщение графа Мерси о том, что королева изъявила согласие принять его сегодня в Сен-Клу. Волнение Мирабо было таким сильным, что он сидел в экипаже молча, лишь иногда отвечая на вопросы де ла Марка.

Однако разговорчивый де ла Марк не мог дольше выдержать этого молчания, считая к тому же своей обязанностью высказать несколько советов, чтобы предостеречь Мирабо от опрометчивых действий.

– Впрочем, – прибавил он с присущей ему любезностью, – для этого граф Мирабо истинный аристократ с головы до пят, чтобы в самом затруднительном положении, по меньшей мере, не потерять такта и знать, до чего он может дойти, где начать и где остановиться.

– Весьма великодушно с вашей стороны, милый друг, – ответил Мирабо, – что вы еще полагаетесь на мой аристократизм после того, как национальное собрание уничтожило все дворянство, и что я отправляюсь сегодня к королеве в Сен-Клу лишь как господин Рикетти, а мой друг, господин де ла Марк, любезно пожелал проводить меня до Отейля!