Филиппа Грегори: Проклятие королей

– Вы ведь знаете, я бы никогда этого не потребовал, – очень тихо говорит Артур. – Его смерти. Я ее не хотел.

– Знаю, что не хотели, – отвечаю я. – Ни вы, ни я тут ни при чем. Это было не в нашей власти. Мы ничего не могли поделать.

– Но я кое-что сделал, – говорит он, искоса глядя на меня. – Толку не было; но я просил отца о милости.

– Это было благородно.

Я не рассказываю ему, что стояла перед королем на коленях, простоволосая, растрепанная, мои слезы капали на пол, а я обхватила ладонями каблук королевского башмака и держалась, пока меня не подняли и не унесли прочь, и муж умолял меня больше не заговаривать об этом из страха, что король вспомнит, что некогда я носила имя Плантагенетов и что в жилах моих сыновей течет опасная королевская кровь.

– Ничего нельзя было сделать. Уверена, Его Светлость, ваш отец, сделал лишь то, что считал верным.

– Вы сможете… – Артур колеблется. – Сможете его простить?

Он не может даже поднять на меня глаза, задавая этот вопрос, он смотрит на наши сомкнутые руки. Бережно поворачивает новое кольцо на моем пальце, траурное кольцо с буквой «У»; Уорик, мой брат.

Я накрываю его руку своей.

– Мне нечего прощать, – твердо произношу я. – Ваш отец поступил так с моим братом не из гнева и не из мести. Он чувствовал, что так нужно, чтобы обезопасить трон. Он сделал это не сгоряча. Его нельзя было поколебать мольбами. Он просчитал, что простые люди Англии всегда поднимутся за кого-то, носящего имя Плантагенет. Ваш отец – думающий человек, осторожный человек, он учтет все шансы, почти как счетовод, вносящий в одну из появившихся теперь книг прибыли – с одной стороны, а убытки – с другой. Речь больше не идет о чести и верности. Речь о расчете. Мой убыток в том, что моего брата сочли угрозой, и ваш отец вычеркнул его.

– Но он не был угрозой! – восклицает Артур. – И по чести…

– Он никогда не был угрозой; все дело в имени. Его имя было угрозой.

– Но это ведь и ваше имя?

– О нет. Меня зовут Маргарет Поул, – сухо произношу я. – Вам это известно. И я стараюсь забыть, что родилась под другим именем.

Невеста Артура приезжает, лишь когда ей исполняется пятнадцать. В конце лета мы отправляемся в Лондон, и у Артура, его матери и меня два месяца на то, чтобы заказать наряды, созвать портных, ювелиров, перчаточников, шляпников и швей; собрать молодому принцу гардероб и пошить красивый наряд ко дню свадьбы.

Принц беспокоится. Он часто ей писал: возвышенные письма на латыни, единственном языке, который понимают они оба. Моя кузина королева настоятельно просила, чтобы инфанту учили английскому и французскому.

– По-моему, жениться на чужестранке, с которой словом не можешь перемолвиться, – это варварство, – бормочет она, обращаясь ко мне, когда мы вышиваем новые рубашки Артура у нее в покоях. – Им что, завтракать, посадив между собой посла, чтобы переводил?

Я улыбаюсь в ответ. Редкая женщина может свободно говорить с любящим мужем, и мы обе это знаем.

– Научится, – говорю я. – Ей придется научиться нашим обычаям.

– Король собирается ехать на южное побережье, встречать ее, – говорит Елизавета. – Я просила его дождаться и устроить ей встречу в Лондоне, но он сказал, что возьмет с собой Артура и они поскачут, как странствующие рыцари, чтобы сделать инфанте сюрприз.

– Знаете, не думаю, что испанцам нравятся сюрпризы, – замечаю я.

Все знают, что они – очень церемонный народ; инфанта жила почти в заточении в бывшем гареме дворца Альгамбра.

– Она обещана, она была обещана двенадцать лет назад, и теперь ее доставят, – сухо отвечает Елизавета. – Что ей нравится, а что нет, не так и важно. Ни для короля и, возможно, уже даже ни для ее матери и отца.

– Бедное дитя, – говорю я. – Но ей не мог достаться жених краше и добрее Артура.

– Он славный молодой человек, правда? – Лицо матери теплеет от похвалы сыну. – И он опять вырос. Чем вы его кормите в Уэльсе? Он уже выше меня, думаю, будет таким же высоким, как мой отец.

Она осекается, словно это измена – упомянуть ее отца, короля Эдуарда.

– Будет таким же высоким, как король Генрих, – прихожу я ей на помощь. – И, будет на то воля Божья, из нее получится такая же хорошая королева, как из вас.

Елизавета дарит мне одну из своих ускользающих улыбок.

– Может быть, и получится. Может быть, мы подружимся. Думаю, она может быть немного на меня похожа. Ее растили королевой, как и меня. И мать у нее решительная и отважная, какой была моя.