Мариша Кель - Титулованный Соловей

Щербатский до боли сжал зубы, пытаясь справиться с накатившим приступом отчаяния и безудержной тоски. Он был одним из лучших представителей русского офицерства, и не было причин усомниться в его самоотверженности, чести и отваге.

За этот, казалось, нескончаемый год плена Щербатский предпринимал множество попыток побега, но все они были тщетны. В крайнюю из шести своих попыток Щербатский, чуть не захлебнувшись в топкой грязи вместе с краденым конём, уже был готов попрощаться с жизнью. Но к своему счастью или на свою беду, ему не удалось далеко уйти от лагеря. Обнаружив уже по горло в гниющей трясине Щербатского, турки вытащили его полуживого верёвками. Коня не удалось спасти из засасывающей грязевой смертельной трясины. Коня Омира-паши.

И даже на это Омир-паша не отдал распоряжения пристрелить непокорного пленного, доставляющего ему и без того много хлопот… «А зря…» – улыбаясь сокровенным мыслям о побеге, подбадривал себя Щербатский.

– Не ушёл ты далеко, – только и сказал в тот раз Омир.

Ему доставляла безграничное удовольствие и сама мысль о том, что он владеет чем-то диковинным. Русский офицер, поющий для него и его гарема, он веселил пашу и придавал его самолюбию особый оттенок всевластия.

– Когда-ль ты запоёшь? – тихо шипел он над, охрипшим и задыхающимся в приступе кашля от удушливой болотной жижи Щербатским.

Омир-паша имел удовольствие и честь лично познакомиться с превратностями этой ненавистной местности. Из опасения потонуть с людьми и орудиями в грязи он был вынужден отступить, отказавшись исполнить превосходную диверсию в пользу Карса.

Перед выступлением в неприятельский край Омир-паша счёл нужным построить укреплённый лагерь посреди болот Чорук-чу, чтобы обеспечить своему полку прочную устойчивость. До Батума было ещё шесть часов пути; поэтому было необходимо, в случае отступления, иметь место поближе. Этот укреплённый лагерь не представлял ни малейшего сопротивления против серьёзной атаки и по своей злокачественной местности превратился в братскую могилу для армии Омира-паши. Только в самом лагере находилось три пруда, окрестности же представляли собой сплошное болото.

Не предполагая причин, побудивших русских, сдав позиции, покинуть эту местность, Омир-паша вообразил себе, что они бегут; вследствие чего турецкая армия без единого выстрела заняла Поти, Ретуд-Кале и Сухум.

Что весьма дёшево досталось паше, за то его войско заплатило собственными шкурами. Армия Омира лишилась тысячи человек, умерших от лихорадки и тифа. Для главнокомандующего это был непростительно глупый поступок.

С самого начала своего похода Омир-паша имел весьма смелый план действий, по которому прямо и без остановки он должен был дойти от Батума прямо до Петербурга. Что же касается русских, то Омир полагал достаточным показаться, чтобы заставить их бежать без оглядки.

Омир-паша принадлежал к настоящим пашам старой закалки: красивый, толстый, даже жирный, и сильный, он, казалось, в ходе беседы позировал невидимому художнику. Обожая роскошь, женщин и удовольствия, турецкий главнокомандующий всюду вёл за собой не только многочисленную армию, но и свой немалочисленный гарем, который впоследствии его и погубил. Женщины на войне – немыслимое и недопустимое дело, как считал сам Щербатский. Несмотря на плен и жизнь в неволе, всё вокруг него блистало роскошью и восточным сладострастием.

На войне и в политике Омир-паша придерживался одной верной стратегии: сначала он делал подарки и всячески благоволил; если этим не достигал цели, то без дальнейших затей снимал голову с плеч.

Щербатский ожидал, когда же он переступит грань выдержки турецкого повелителя, но, видимо, потребность Омира в Щербатском была столь велика, что терпение паши сделалось безграничным. Чего нельзя было сказать о дипломатической выдержке Омира по отношению к грузинам и имеретинам.

Во время своего первого или второго побега, Щербатский уж не помнил точно какого, он увидел такое, что долгое время являлось к нему в кошмарных снах.

Поначалу войско Омира-паши и вся турецкая администрация располагались в небольшой крепости, что находилась на берегу реки Каролицкали, примерно в пяти километрах севернее Батума. Рядом с крепостью не было ровным счётом ничего, что могло бы помочь Щербатскому, ещё одному русскому офицеру и трём турецким пленённым грузинам совершить побег. У подножья крепости стояли лишь маленькие, провалившиеся от сырости домики да серая, ветхая от времени мечеть. Сама же батумская бухта была застроена домиками рыбаков; никаких укреплений, ни дозорных – ничего, что могло бы помешать побегу и добраться до деревни под названием Чаква, лежащей на самом побережье. Украв или позаимствовав лодку, Вольф планировал выйти на реку Чорук-чу и, спустившись вниз по течению, добраться до деревушки с тем же названием. От деревни Чорук-чу тифлисская дорога уходила вправо и, простираясь на много километров ввысь, вела к столь желанной свободе, до местечка Учамара – русской границы.