Георгий Брянцев - Это было в Праге. Том 1. Книга 1. Предательство. Книга 2. Борьба

– Это что?

– Записная книжка.

– Прэна?

– Да.

– Почему она у тебя?

Эльвира рассказала.

– Ты уверена, что он ничего не заметил?

– По-моему, да, – не совсем твердо произнесла Эльвира.

– Смотри, как бы не дошло до скандала.

– Пустяки… Из Прэна я могу веревки вить. Допустим даже, что он видел. Что за беда? Я всегда найду, что сказать.

Милаш Нерич проснулся, против обыкновения, поздно: стрелка на ручных часах подползала к цифре двенадцать. Лампа на тумбочке, которую он не погасил вечером, продолжала гореть. Ее неестественно бледный, рассеянный свет тонул в лучах солнца, проникавших в комнату сквозь неплотно сдвинутые шторы окна.

И первое, что ощутил Нерич, была неприятная тяжесть в голове и горьковато-кислый привкус во рту. Мелькнула мысль: не заболел ли?

Он приподнялся, сел в постели и почувствовал тупую боль в висках. Нерич поморщился, неодолимо потянуло снова лечь. Он сомкнул веки, осторожно опустился на подушку, вытянулся и, не раскрывая глаз, попытался сообразить: что же было причиной такого долгого и тяжелого сна?

Вчера он заснул рано и как-то внезапно, даже не успел выключить свет настольной лампы. Перед сном читал длинное письмо из Белграда. Читал, с трудом пересиливая дремоту. Помнится, успел вложить письмо в конверт и сунуть его под подушку. Спал крепко, очень крепко. Ни разу не проснулся за ночь и не притронулся к стакану с минеральной водой, который поставил с вечера на тумбочку, полагая, что после сытного ужина его будет мучить жажда.

В чем же причина?

Собираясь с мыслями, Нерич повернулся на бок, почти машинально сунул руку под подушку и… содрогнулся.

Конверта, который он засунул туда с вечера, не было. Он приподнялся, сдвинул подушку с места. Сердце билось учащенно. Нерич соскочил с кровати, сбросил на пол одеяло, простыню, перевернул матрац – конверта нет. Он опустился на колени, заглянул под кровать, потом выдвинул ящик тумбочки.

Письмо исчезло…

Холодная испарина выступила на лбу Нерича. Он тяжело опустился в кресло, принуждая себя к спокойствию, пытаясь последовательно восстановить в памяти все события вчерашнего дня.

В них, казалось, не было ничего, что выходило бы из круга его привычных действий. Он провел несколько деловых встреч, зашел на главный почтамт, потом сходил к антиквару, получил закрытое письмо, пообедал, вернулся в отель. Ужинал у себя в номере. В начале одиннадцатого лег в постель, прочел письмо и уснул. Вот и все.

Повернув голову, Нерич посмотрел на дверь. В замочной скважине торчал ключ. Он никогда на ночь не вынимал ключа из двери, не нарушил этой привычки и вчера. И, чтобы окончательно проверить себя, Нерич подошел к двери, дернул ее. Дверь была заперта.

Куда же исчез конверт с письмом? Не мог же он рассыпаться в пыль! И тем не менее в номере его не было. Выкрали? Но как? Каким образом? И кто это сделал? Кто сумел проникнуть в запертую изнутри комнату, проникнуть незаметно, не разбудив его, человека осторожного и чуткого, который просыпается от малейшего шороха?

А что, если в самом деле выкрали? При этой мысли Нерич похолодел.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Нерич стал машинально натягивать на себя сорочку, брюки, пиджак. Необходимо что-то предпринять, и предпринять немедленно, но что – он и сам еще не знал.

Но кто, кто взял письмо? Впрочем, так ли это теперь важно? Важно, что пропало письмо, заключающее в себе государственную тайну Югославии.

В нарушение устоявшейся с годами привычки, Нерич закурил натощак. Жадно несколько раз затянулся папиросой и почувствовал головокружение. Он снова опустился в глубокое кресло, сизые облака дыма окутали его.

Постепенно сознание подсказало ему, что произошло что-то гибельное, непоправимое.

Постоянно живя в Карловых Варах, Нерич работал ассистентом в терапевтической клинике профессора Лернэ. Медицина была официальной профессией Нерича. Но он имел и другую профессию – неофициальную. Он был разведчиком. В 1932 году, вернувшись домой, в Югославию, после окончания Пражского университета, Нерич был призван в армию для прохождения военной подготовки, а потом зачислен на специальные курсы. Там он принял предложение разведотдела Генерального штаба Югославской армии снова отправиться в Чехословакию, которую он неплохо изучил за пятилетнее пребывание в Праге.

Его убедили, что в этом предложении нет ничего, что могло бы потревожить его совесть. Так устроен мир. Каждая страна стремится знать все тайны своих соседей. Югославия к тому же питает недоверие к определенным военным и правительственным кругам Чехословакии и, в частности, к таким лицам, как Годжа, Беран, Махник, Сыровы, Крейчи, и к их близкому окружению. Опасным является стремление Германии проникнуть в Чехословакию, используя судетскую проблему.