Восемнадцатилетний капитан

— Он простит вас, барин, он добрый, благоразумный человек.

— Вот ключи, — продолжал хитрец. — Вот этот к главным воротам, этот от его камеры, а эти три от его кандалов.

— Тысяча благодарностей, сударь. Я уже побегу туда.

— Нет, ты погоди пока стемнеет, — сказал сенатор. — Стражу я уже уберу куда-нибудь. Только будь умен и сохрани это в тайне.

Сенатор пропустил мальчика через заднюю дверь, чтобы никто его не заметил, а с другой стороны появился его адъютант. Лицо сенатора мгновенно переменилось, приняло надменное выражение, и глаза его дьявольски засверкал.

— Это удастся, — сказал он к адъютанту, и отвратительная улыбка появилась на его лице. — Он идет в ловушку.

— А мы что должны делать, ваше превосходительство? — спросил адъютант.

— Вы спрячьтесь в корридоре, чтобы вас не видно было. Как только Штертебекер выйдет, вы броситесь на него и уже справитесь с ним.

— Хорошо, ваше превосходительство! Но это очень рискованная штука, ибо у этого Штертебекера сила медведя. Как бы он нас не обманул скорее, чем мы его.

— Вы в своем уме? Вас, четыре здоровых молодца, с прекрасным оружием в руках? К тому же он совсем не будет подозревать о нападении, и вы неожиданно обрушитесь на него.

— Простите, ваше превосходительство, еще один вопрос. Не лучше ли убить его в самой тюрьме, когда он еще в кандалах и не может защищаться?

— Нет, нет! Я это хорошо обдумал, это не годится. Никто не должен подозревать, что его намеренно убили. Гораздо удобнее, если будет казаться, что его убили по необходимости при попытке бежать.

— Гм! это не особенно легко будет. Я думаю, мы не не обойдемся без тяжелых ран.

— Вы получите каждый по сто дукатов, если вы ловко справитесь со своей задачей.

— Ваше превосходительство очень благородный и щедрый человек! Ну а что будет с мальчиком, он не выдаст нас?

— Он этого не сумеет. Вы можете заодно покончить с ним тоже.

— С мальчиком?! — спросил адъютант, ужаснувшись такой жестокости по отношению к совершенно невинному ребенку.

Сенатор бросил на него сердитый взгляд, заставивший его умолкнуть.

— Это необходимо, — сказал фон Шенк. — Я не могу оставить в живых человека, который может выдать нас. Около полуночи я сам буду вблизи тюрьмы, чтобы осведомиться о результатах.

Сенатор встал, давая понять, что аудиенция кончена. Адъютант низко поклонился и вышел проговорив:

— Вы останетесь довольны нами, ваше превосходительство.

Ночь спустилась на землю, и Генрих подошел с сильно бьющимся сердцем, к воротам темной тюрьмы. Он обычно был очень храбрый мальчик, не боящийся ни смерти, ни дьявола, готовый пойти, для спасения Штертебекера, хотя бы в ад. Но теперь сердце его сильно стучалось в груди. Местность была ему совершенно незнакома, а черное здание имело ужасный вид.

Кругом не видно было ни души, только вороны кружились над тюрьмой, с отвратительным карканием. Предвещали ли они несчастие, предупреждали ли об опасности?

Он тихо вставил ключ в скважину замка громадных ворот и два раза повернул его. Это сошло еще тише, чем он ожидал. Теперь он мог слышать биение собственного сердца.

Гробовая тишина и густая тьма царила кругом. Только вдали, в конце темного корридора, он заметил тусклый огонек и направился к нему. Третья дверь вправо от этого огонька должна вести к Штертебекеру.

Генрих задержал дыхание и прислушался. Тишина царила кругом по-прежнему, и он двинулся дальше.

Но вдруг его ухо уловило какой-то тихий шепот. Что это означает? Сенатор ведь сказал ему, что никого не будет поблизости? Здесь что-то не так. Неужели добрый благородный сенатор обманул его? Нет, это невозможно. Но все-таки! Внутренний голос подсказывал ему, что здесь не все в порядке и он должен быть осторожным. Он невольно направился к месту шепота.

Пробираясь ощупью в узком корридоре, он наконец увидел полосу света на полу.

Генрих прижал руки к груди и подошел ближе. Он наконец нашел плохо прикрытую дверь и вглядевшись в щель, заметил четырех человек, сидящих за столом.

На столе лежали карты, но мужчины, лица которых ужаснули его своими дикими выражениями, больше уже не играли и трое из них внимательно прислушивались к словам четвертого.

— Он уже скоро придет, — говорил адъютант придушенным голосом. — Как только он пройдет корридор и откроет дверь камеры, мы выйдем за ним и спрячемся в нишах темного корридора. Когда Штертебекер покажется в дверях, мы бросимся на него и прикончим его. Вы наточили свои кинжалы?