Джеймс Купер - Шпион_Последний из могикан

Сама нерушимая дружба Натти Бампо с могиканами Чингачгуком и Ункасом — черта примечательная, выразительно и даже полемически оттеняющая нравственное благородство этих людей, сумевших возвыситься над расовыми предрассудками, столь распространенными на родине писателя. В изображении содружества благородных и смелых людей, независимо от их цвета кожи, происхождения и верований, Купер во многом следовал идеалу «естественного человека», чуждого себялюбивым порокам цивилизации, который был выдвинут в XVIII веке европейской литературой Просвещения и в переосмысленном виде воспринят романтиками разных направлений, от Байрона до Шатобриана.

Воплощение этого идеала неминуемо требовало от художника романтического преувеличения. «…Шатобриан и Купер оба представили нам индийцев с их поэтической стороны и закрасили истину красками своего воображения» [28] А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. в 10-ти томах, т. VII. М., «Наука», 1964, с. 436. , — писал Пушкин в статье «Джон Теннер» (1836). На родине Купера аналогичные упреки сформулировал более пространно Марк Твен, обвинивший создателя романов о Кожаном Чулке в нарушении по меньшей мере восемнадцати из девятнадцати «законов, обязательных для художественной литературы» [29] Марк Твен. Собр. соч. в 12-ти томах, т. 11. М., Гослитиздат, 1961, с. 431. («Литературные грехи Фенимора Купера», 1895). По юмористическому замечанию Твена, «даже вечным законам природы приходится отступить, когда Купер хочет пустить читателю пыль в глаза…» [30] Там же, с. 434. .

Это был спор реалистов с романтиком. Как бы предвидя подобные упреки, Купер в предисловии к «Последнему из могикан» заранее пояснял читателям, что, создавая образы своих героев, он сознательно жертвовал точностью изображения ради его поэтической выразительности. Это относилось, в частности, и к его работе над образом Кожаного Чулка, каким он представлен в этом романе. «Сделай я его (Натти Бампо. — А. Е.) не столь нравственно возвышенным, — писал Купер, — я, вероятно, был бы ближе к реальности; но он оказался бы менее привлекательным; а задача романиста — всеми силами стремиться к поэтичности» [31] J. F. Cooper. Introduction, р. 4. .

Эта романтическая поэтичность составляет главное художественное достоинство «Последнего из могикан».

Сюжетный механизм романа кое-где поскрипывает на ходу (литературные условности в еще большей мере сказываются в более раннем романе «Шпион»). Юмор Купера, восходящий к традициям английского романа XVIII века и основанный (как, например, в образах чудаков-педантов Ситгривса и Гамута) на однообразном обыгрывании одной и той же профессиональной «блажи» или мании, может показаться теперь старомодным, а диалоги героев — несколько риторичными. Но романы Купера захватывают читателя своим драматизмом. Всем своим творчеством он славит отвагу и разум свободного и деятельного «естественного человека».

Вслед за Купером поэтический мир индейского фольклора был воссоздан в знаменитой «Песни о Гайавате» (1855) Лонгфелло. В прозе традиции Купера были развиты и углублены замечательнейшим американским романистом XIX века Германом Мелвиллом; в его социально-философских романах «Моби Дик» (1851) и «Израиль Поттер» (1855) обнаруживается преемственная связь и с эпопеей о Кожаном Чулке, и с романом «Шпион». Романы Купера открыли новые горизонты американской литературе.

А. ЕЛИСТРАТОВА

{1}

Автора часто спрашивали, основывался ли он на событиях из реальной жизни, когда обрисовывал характер главного героя своей книги. Самый ясный ответ на этот вопрос автор может дать, просто изложив перед читателем факты, легшие в основу этого романа.

Много лет назад создатель этой книги посетил известного государственного деятеля, который в суровые дни Американской революции не раз занимал высокие посты. Разговор зашел о воздействии, которое оказывают на людей крупные политические события, и об очищающем влиянии любви к родине, когда это чувство с силой пробуждается в целом народе. Наш хозяин, возраст которого, занимаемое им положение и знание людей делали наиболее авторитетным участником подобного разговора, возглавил нашу беседу. Он остановился на том, какой замечательный сдвиг произвела великая борьба всей нации в войну 1775 года, придав новое, высокое направление мыслям и поступкам множества людей, до этого поглощенных самыми низменными житейскими заботами, и привел в доказательство своего утверждения историю, правдивость которой мог подтвердить лично, как ее прямой участник.