Игорь Болгарин: Адъютант его превосходительства. Том 1. Книга 1. Под чужим знаменем. Книга 2. Седьмой круг ада

Всю ночь баркас носило по морю как щепку. Выносливый и не подверженный морской болезни Кольцов тем не менее чувствовал себя разбитым и беспомощным. К рассвету шторм пошел на убыль.

— Ну, парень, если даже не верующий, перекрестись! — крикнул Кольцову повеселевший рыбак. — Скоро земля откроется.

И едва только просветлело небо, впереди показалась темная полоска земли.

— С курса не сбились? — тревожась, спросил Кольцов.

— Не должно, — успокоил его Тихон Дмитриевич. Быстро приближался берег, был он пустынен. Но рыбак по каким-то ему одному известным приметам определил:

— Во-он там, правее, за холмами — Кирилловка. Она — в балочке, потому и не видно.

Волны резко опали. Но впереди достаточно далеко — быть может, с версту — все еще расстилалось море. И зыбь колыхала желтую воду. Тихон Дмитриевич выключил движок, наступила неправдоподобная тишина.

— Все, дальше баркасу ходу нету. Дальше пешком пойдешь.

— Как? — не понял Кольцов. — Я не Иисус Христос.

— Мелководье, воробью по колено…

И, как бы подтверждая слова Тихона Дмитриевича, баркас чиркнул о невидимое в мутной воде дно.

— Иди прямо, влево не забирай, там как раз глубина.

— Так чего ж вы туда к самому берегу не правили?

— Ну как не понимаешь? — укоризненно посмотрел на него рыбак. — Наскочим на пост, пока проверят, что да как, — день кончится. А мне надо обратно спешить.

Прощание получилось коротким — торопились оба. Разгребая ногами воду, Кольцов пошел к берегу. Отойдя порядком, обернулся. Тихон Дмитриевич уже выгреб на глубину и теперь, сложив весла, склонился над движком. Движок неторопливо, лениво залопотал. Баркас раздумчиво тронулся с места, стал набирать скорость. Когда Кольцов обернулся еще раз, уменьшающийся вдали баркас с согбенной фигуркой рыбака на корме таял в голубой дымке: с моря наплывал туман.

Пока туман был слабым, едва заметным, но к восходу солнца обещал окутать плотной пеленой не только море, но и берег.

Едва Кольцов ступил на сухой, ершистый песок, как навстречу ему поднялись из ковыля двое красноармейцев с винтовками. Они выскочили на берег и, развевая полы шинелей, побежали по песку.

— Стой! — клацнул затвором один из них. — Не двигайся! Товарищ Федоренко, обыщи-ка его…

Это были свои! Значит, он успел? Успел!..

Кольцов почувствовал, как по его воспаленному, изъеденному солью и ветром лицу ползет невольная, счастливая улыбка.

— В кармане тужурки револьвер… Товарищи, срочно ведите меня к своему командиру!

Красноармеец в старенькой, обтрепанной шинельке, из-под которой выглядывала застиранная гимнастерка, в фуражке с жестяной звездочкой вынул из его кармана револьвер.

— Пошли! — настороженно глядя на Кольцова, сказал он и пропустил его вперед. — Да не так шибко!

— Надо спешить, товарищи! — вновь поторопил их Кольцов. — Очень надо спешить!

— Кому как, а у меня ноги в кровь стерты, — пожаловался красноармеец по фамилии Федоренко, хромая вслед за Кольцовым.

— Будешь шибко спешить, стрельнем как при попытке к бегству! — пригрозил второй.

Кольцов сбавил шаг…

Иван Платонович Старцев засобирался из-под Мерефы, от гостеприимного Фомы Ивановича, в родной Харьков.

— Пора! — сказал себе профессор. — Наши уже давно в городе…

Надо сказать, выздоравливал он мучительно долго, тиф еще возвращался к нему неожиданными приступами, и Фома Иванович отпаивал Ивана Платоновича лечебным чаем из мелиссы, чабреца, зверобоя и многих других полезных трав. Теперь Старцев посчитал, что он готов для того, чтобы послужить родному университету и, конечно, делу революции.

Одно тревожило его и не давало строить планы на будущее: от Наташи и Юры по-прежнему не было никаких вестей. Иван Платонович, конечно, знал от Фомы Ивановича, что Юра увез с собой в свои странствия известие о его кончине от тифа в мерефской земской больнице. Для самых близких людей Старцева уже не существовало.

Фома Иванович как мог утешал его: «Найдут они вас, друже Платонович». На родной Николаевской улице, решил профессор, его скорее отыщут, чем под Мерефой. Фома Иванович проводил его до станции пешком: все лошади были реквизированы для нужд красной кавалерии.

Квартира на Николаевской оказалась в полном запустении, коллекция монет и медалей, надежно припрятанная, уцелела, а вот большую часть библиотеки по причине суровой зимы кто-то употребил на растопку. Иван Платонович долго наводил в своем хозяйстве порядок, чинил дверь со сбитым замком и вставлял фанерки в выбитые окна. К счастью, помогла новая соседка, вдова офицера по имени Елена, которая с двумя детьми поселилась напротив в маленьком заброшенном домике. Без нее Иван Платонович не справился бы…