Владимир Стрельников - Солдаты Сумерек

Слева раздалось торопливое хлюпанье. Володька с трудом повернул голову, и увидел давешнего пёсика, который теперь вылизывал Николая. Оба друга, лишь в бинтах из грубых окровавленных тряпок, лежали на деревянном некрашеном топчане. В головах и по бокам что-то коптило в глиняных плошках, распространяя сладковатую вонь. Но главное, рядом находился ещё один человек! Чумазая старуха держала в правой руке нож с чёрной рукояткой, а в левой – крупную живую жабу. Ей она растирала ноги Зуброва и что-то при этом бормотала. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы связать своё воскрешение с появлением этой Бабы-Яги и её забытыми способами медицины.

Наконец, Коля застонал. Собачка спрыгнула с топчана, а старуха ножом снесла земноводному голову и небрежно отшвырнула. Как оказалось, прямо в огонь очага. Или камина. Потом достала ещё одну плошку и поднесла к губам Феоктистова. Не доверять ей было глупо, и он отпил солоноватой жидкости. Пока приступ тошноты не оттолкнул губ. Было ощущение, что глотнул крови. Во всяком случае, запах напомнил «мотоциклистов», а вкус – врага. Незаметно вновь соскользнул в сон.

Следующее пробуждение было более приятным. Пахло варёным мясом. Мальчишки по-прежнему лежали на топчане. Разве что были накрыты примитивной рогожей, что сохраняли часть их тепла. Давешняя миловидная старушенция варила супчик, как раз и распространявший тот восхитительный аромат. Увидела, что пациенты очнулись, и что-то спросила. Язык был вроде польского или болгарского. Но смысла они не уловили. В школе один изучал немецкий, а второй английский.

Тогда заговорила хозяйка. Но единственное, что поняли, было её имя – Линде. Старушка накормила их похлебкой с кусками жёсткого, недоваренного мяса. Которое с голодухи показалось им просто пищей богов. Правда, бульон пришлось отпивать прямо из плошек, так как ложек не было. Когда варево закончилось, хозяйка, помогая речи жестами, показала, что им пора выходить из избушки. С огромными мучениями сползли с топчана и, держась друг за друга, побрели к двери.

– Наше счастье, что голодные в драку полезли! – вдруг улыбнулся Феоктистов.

– Это ещё почему?

– Да слышал, если на войне кто-то получал рану в живот на полный желудок, то спасти его было невозможно. А вот если на пустой – лечили!

Снаружи оказалось, что жилище не имело куриных ножек. Хотя в целом здорово соответствовало типажу: было небольшое, низенькое, заросшее мхом по самую крышу. Да и стояло в середине густого лиственного леса. Имелся небольшой двор, без огорода, но с курятником и несколькими сараями. В одном из которых перетаптывался вороной жеребец.

– Ба! Да это же конь того буржуя! – воскликнул Николай. А Володька долго вертел головой, хмурился, пока негромко, словно бы сам у себя, не спросил:

– А где собачка-то?

– Какая ещё собачка?

Феоктистов помолчал, пожевал губами, но потом просто махнул рукой:

– А, ладно! Забей.

Тем временем спасительница вывела их за ограду и показала, что ей нужен хворост. Матерясь и охая мальчишки приступили к работе.

* * *

Прошло около двух месяцев. Ребята все больше понимали «бабушку Линде» и помогали ей в меру возможностей. Оказалось, что старушенция перетащила к себе всё, что нашла на месте их боя с местным бароном. Самого раненого «буржуя» она обобрала буквально до нитки, а вот лечить почему-то не стала. Одежду же и оружие горе-разбойников забрали те самые крестьяне, за которых Феоктистов пытался вступиться. Так что теперь пришлось ходить в подпоясанных накидках из той самой рогожи, служившей мальчишкам одеялом, и «бинтах». Да ещё и босиком. Недели через две ноги у них начали понемногу привыкать, хотя и мёрзли постоянно. А вот смириться с отсутствием трусов долго не получалось.

От этого, а также постоянных головных болей Феоктистов вообще перестал улыбаться и почти не говорил. Его теперь часто тошнило, а головокружение стало привычным. Он то и дело ощупывал огромный отёк, что закрыл лоб и уже сползал на нос. Регулярно отсмаркивал прозрачно-жёлтую маслянистую жидкость, что буквально душила его изнутри. Трижды ночью Зубров обнаруживал друга сидящим во дворе, в странной позе: на согнутых ногах и ягодицах, с руками, упирающимися в землю. Глаза были открыты, но Володька явно «лунатил». После настойчивых расспросов признался, что так «беседует» с убитым ими волком.

Днём друзья собирали для бабушки указанные ей стебли и листья, скрупулезно выполняя при этом явно магические ритуалы. Посмеивались, конечно, про себя, но с атеистической пропагандой не спешили. Зачем? Лечение-то шло! Единственное, что они в него добавили, была примитивная гигиена. Дело в том, что спасительница словно вообще не представляла, что воду можно не только пить или использовать для изготовления снадобий. Хотя метрах в тридцати от избушки протекал довольно широкий чистый ручей. Так что друзья завели обыкновение по утрам умываться в нём и стирать с золой свои «бинты». А по вечерам купаться там же, раз уж не было иной возможности помыться. Холодная вода к тому же снимала у Феоктистова часть его постоянной головной боли. Хотя и увеличивала выделения из носа.