Альберто Васкес-Фигероа - Земля бизонов

Здесь также водилось несметное множество уток, цапель, чаек, куропаток, соколов и ястребов. Удивлению Сьенфуэгоса не было предела, когда он увидел опоссума с детенышем в сумке, это показалось ему настоящим волшебством, поскольку до сих пор ни один христианин не намекал ни единым словом, что на свете может существовать такое чудо, как сумчатые.

— Все это, конечно, очень мило, — пробормотал он про себя. — Я бы даже сказал, красиво. И все же мне здесь не нравится. Сдается мне, я попал в совершенно чужой мир, и если это Куба, то я — монах.

Здесь было множество чистейших ручьев, впадающих в море; достаточно протянуть руку, чтобы достать из гнезда яйцо или птенца, а в полдень неосторожный заяц подошел настолько близко, что канарцу оставалось лишь приложить его по голове длинным шестом.

— Вот о чем, спрашивается, ты думал? — повторял он чуть позже, снимая с зайца шкуру. — Или папа с мамой не говорили тебе, что люди — опасные твари?

Возможно, бедное животное никогда в жизни не видело человека, но, так или иначе, первая же с ним встреча оказалась для зайца роковой.

Среди береговых скал канарец разыскал кристаллы соли, после чего углубился в чащу леса, где развел костер, зажарил зайца и с удовольствием пообедал.

В эту ночь ему снилось, что он вернулся домой и занимается любовью с женой, но проснувшись, Сьенфуэгос не мог вспомнить, с какой именно. Однако красноречивые следы на его рубашке говорили о том, что действо доставило ему удовольствие.

— Так бездарно расходовать свою мужскую силу — просто позор! — хмуро пробурчал он сквозь зубы. — Хотел бы я знать, чем, черт возьми, так провинился перед судьбой, что она устраивает мне подобные пакости?

Сьенфуэгос увидел их как раз вовремя, чтобы успеть спрятаться. Погрузившись в воспоминания, он сам едва не сделался легкой добычей, какой накануне стал для него доверчивый заяц.

Их было пятеро — высоких, стройных, горделивых мужчин в роскошных накидках из кож. Они держались так раскованно и спокойно, даже не пытаясь прятаться и прислушиваться, словно были уверены, что на этой земле им не грозит опасность.

Ни внешностью, ни поведением они не напоминали свирепых антильских карибов с изуродованными ногами, о которых у Сьенфуэгоса остались столь печальные воспоминания. Однако, хотя внутренний голос подсказывал, что это мирные люди и не стоит их бояться, канарец предпочел спрятаться в кустах и переждать.

Слишком свежа была в его памяти, несмотря на прошедшие годы, ужасная сцена, когда свора дикарей убила, расчленила и сожрала у него на глазах двоих друзей — Дамасо Алькалде и Черного Месиаса, пока он сам, одинокий и безоружный, сидел на уступе отвесной скалы, куда взобрался с ловкостью горного козла, но был не в силах ничем помочь.

До сих пор у него в ушах стояли крики этих несчастных, и волосы вставали дыбом, стоило вспомнить, как окончив жуткое пиршество, мерзавцы погнались за ним, чтобы сожрать и его.

Это был воистину самый ужасный день его жизни, и теперь Сьенфуэгосу совершенно не хотелось еще раз пережить подобное испытание, а потому он решил не показываться на глаза пятерым туземцам с огромными луками, какими бы безобидными они ни казались на первый взгляд.

Героический капитан Алонсо де Охеда, один из самых смелых, умных и благородных людей, которых ему доводилось встречать, любил повторять при каждом удобном случае:

— Конечно, нам, христианам, рожденным по ту сторону океана и воспитанным в соответствии с нашими обычаями, трудно предсказать, как поведут себя рожденные на этом берегу и выросшие в другой среде, кто всю жизнь поклонялся иным богам. А потому запомни: всегда относись к туземцам, как к людям, но не забывай, в любом из них может проснуться дикий зверь, причем в ту самую минуту, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

В Новом Свете Сьенфуэгосу доводилось встречать неистовых каннибалов, которые были при этом самыми верными супругами, и их распутных противников, не способных обидеть даже мухи; доводилось ему сражаться бок о бок с туземцами, верными своему долгу, против предателей, готовых убить родную мать.

Возможно, эти пятеро мужчин, что сейчас удалялись от берега, приняли бы его с распростертыми объятиями, но вполне вероятно, что они бы тут же связали его и принесли в жертву какому-нибудь глиняному идолу.

Так что, если он хочет благополучно вернуться домой, нужно соблюдать осторожность. Но хуже всего то, что некому было рассказать Сьенфуэгосу о жизни и обычаях тех народов, которые могли встретиться ему по пути.