Юрий Торин - Дневник инженера Силúцкого

20

Вообразите: сегодня с обер-офицерами и прапорщиком – в пинг-понг, на столе, который – партейку сладили, один на один. Заведение есть неподалеку преуютнейшее.

Затем ещё, и ещё партейку. Азартная игра, я вам доложу! Обстановка претенциозная: на стенах картины маслом, часы механические с маятником. Стеклянные стены кругом, как в оранжерее. Часы, признаться, мы чуть не разбили, до такого куража дело дошло. Прапорщик Берёза, каналья, всех обыграл и в чемпионы вышел. Однако же, сей досуг мне по нраву!

Но зато надобно в этом заведении горячительного заказывать, и тогда хоть всю ночь играй, гость дорогой! Господа обер-офицеры дразнят мудрёно амбидекстером, потому как обеими руками одинаково владею ракеткою.

21

Вероятно, Вы полагаете, что я катаюсь тут, аки сыр в масле, и мне мёдом намазано? Отнюдь, вот, извольте ознакомится: по дороге в поле и обратно паровой дилижанс наш, случается, подолгу стоит на железнодорожном переезде, пропуская лязгающий состав цистерн. А наш седовласый шофёр с вислыми седыми усами, переходящими в благообразные бакенбарды – курит трубку, утробно кашляет громогласно и невнятно ругает матерно железнодорожников в ожидании сигнала семафора.

Крысы и мыши грызут изоляцию электропроводов, посему повсюду расквартированы штатные коты и кошки. И кормёжка, и служба им.

Оставшиеся татуированные землекопы сделались от загара и пыли черны как арапы. Сквозь зубы цедят чёрной бранью. Потому как при длительной работе с лопатой плечевые суставы ноют нестерпимо. Нужда и алчность всему виной! Фельдшера у нас нет. До ближайшего ехать 10 верст.

Окуляры зелёного стекла ношу не снимая. Солнце лютое. Ветер со всех сторон. Погода по четыре раза в день меняется.

Изладил себе самодельную лесенку из аршинных реек, выбираюсь по ней из раскопов и траншей, потом следом за собой за шнур вытягиваю. Иначе и не вылезти. Ямы есть и в полтора, и в два человеческих роста.

Днём иногда цеппелины пролетают над головой, а потом командованию дагерротипы на стол: вот-с, полюбуйтесь, чем обер-офицеры и прочие, мол, заняты.

Фурия-госпожа на раскоп приезжала.

Разыскивала дезертиров и не убёг ли кто в Крым самовольно. С водой стало получше, но надобно делать запасы. Мало ли что будет завтра.

Сколопендра дорогу перебежала по пути на ужин: крупна, бестия, и по-своему красива.

К ложке своей присовокупил вилку, вышла разъёмная конструкция. К столовым приборам я неравнодушен.

22

Когда враг рода человеческого уже совсем было отчаялся, видя плоды просвещения и машинного прогресса, он измыслил аглицкий футбол. Видали бы вы, до какого неистовства доходит русский человек, когда идёт прямая трансляция со стадиона! Прильнув к рупору радиопередатчика и перестав даже дышать, штабс-капитан сжимает драгоценную пивную бутылку, словно горло басурманина.

Господа офицеры самозабвенно обращаются в слух, и в этот миг горе шумящему! А уж во время крика "гол!" ор стоит такой, хоть святых выноси! И скачут, и братаются-лобызаются, и пиво пьют, и нà головы льют, а ежели нам забьют, то тотчас кричат, что на поле одни продажные содомиты, умом недалёкие и к футболу аглицкому от рождения не способные.

23

Ах, Езус Мария, как же в этом захолустье отчаянно не хватает театра! Не достаёт светской жизни, городских утех. О, где вы теперь, столичные красавицы? Где надменная гордячка, длинноногая Эльвира Зубровская? Где юная стервочка и модница, волоокая Лилия Лебедзинская? Где сёстры-близняшки С., чьи очи, как июльское небо в полдень?..

Всё кануло в Лету, и даже степной суслик не просвистит. Не водятся они тут, паршивцы. Где, наконец, наша сербская принцесса, от черных волос которой сходит с ума пол-Петербурга? Где ты, добрейший пан Войцеховский, что палил в нас картечью, когда мы по ночам лазали через окно к его старшей дочери? Не слышно степного суслика. Лишь надрывно стонут в поднебесье черноморские чайки, да рычат паровые бульдозеры.

24

Посреди ночи снится кошмар, будто навис надо мной кто-то, и этак взрёвывает дико и невнятно: "ýмболск… чàйнаболд… энэйблд… " И через раз матерно.

"Чего тебе?.." – пробую я продраться сквозь сон. А этот снова за своё: "сучья… барсучья… Бугэлла!!" – как рявкнет! А дальше снова – отборно да матерно.

Проснулся я, вскочил разом – и вправду – стоит сам генерал-аншеф, в одних подштанниках его превосходительство, монокля нет, а вместо лица – свиное рыло! Пузо круглое, волосатое. И тем рылом он водкою и рыбой на меня дышит невыносимо, и предлагает вдвоем повариху снасильничать!